Читать книгу - "Латинист - Марк Принс"

вслед за Грэмом залезли внутрь со своими ситами, штырьками, ножами, аэрозольными баллончиками, полиэтиленовыми пакетами. Над некоторыми захоронениями сохранились своды склепов, но не над этой. Могила была средних размеров, они вчетвером едва там помещались — все сгрудились у края саркофага.

— Как думаешь, Элоиза, сегодня ключицу достанешь? — поинтересовался Грэм с легким превосходством в голосе, Тесса же зашагала прочь, налево, по лабиринту кирпичей и грунта, где могилы и вовсе различались с трудом.

Странно было смотреть на это материальное воплощение истории: слова, высеченные в камне, прихотливую кладку древних кирпичей; виа Флавия бежала сквозь все это подобно артерии. То, что Тесса чувствовала, читая Овидия, не имело никакого касательства к камням и рассыпавшемуся в прах песчанику. Между ней и историей всегда стояли посредники, слова, — и даже не слова, а стихи, потому что ее совершенно не трогали встречавшиеся формульные эпитафии — безличные, обобщенные, официозные, почти все одинаковые:

Марк Петроний Кресценс возвел сие в память о Петронии Плинии, своей достойнейшей супруге, от себя и их детей, от их вольноотпущенников и их детей и т д. и т. п. Памятник сей наследованию не подлежит и т. д.

Некий некто некоего и т. д. и т. п.

Тесса вглядывалась в эпитафии в поисках поэтического слова — над горизонтом занималась розовая заря, — но почти ничего не находила. Много лет назад ей пришлось выбирать надгробный памятник для отца, и она до сих пор помнила, что все ее решения свелись к одному: какой шрифт использовать. Она не помнила, что выбрала. Возможно, «гарамон».

Прослонявшись примерно час, она начала раз за разом встречать одни и те же имена. Вот вам Бобуэнс и снова Бобуэнс, вот старый добрый Меркурий. Трудно сказать: то ли ей попадались одни и те же могилы, то ли у всех были одинаковые имена, как у Публия Мария Скапулы и Публия Мария Сцевы. Складывалось ощущение, что цветы, могилы и люди нарочно прячут от нее свой смысл, сообщают его на ином, непонятном ей языке. Птицы издавали бессмысленные душераздирающие трели. В конце концов Тесса зашагала обратно к дороге, к другим живым душам в этом некрополе, пытаясь укрыться от факта: у нее пропало всяческое понимание того, что она здесь делает. Затылок, несмотря на солнце, заледенел. Путь ей преградило несколько смежных могил, пришлось их обходить, в результате она оказалась дальше прежнего от виа Флавия, на участке, пока еще раскопанном не до конца, — многие памятники частично оставались под землей. Вдалеке слышались ритмичный стук кирки и скрип тачки, но видеть она их не видела, поэтому ускорила шаги, твердо решив вернуться, но тут вдруг ее остановило одно-единственное слово, которое застыло в верхнем правом углу сколотой таблички с эпитафией. Viatori — «путник, странник». Тесса застыла рядом.

Мрамор вдруг показался ей недолговечной тюлевой занавеской. Тысячелетия его не пощадили. Было еще строк пять — все погибли. Тесса произнесла по слогам: «ви-а-то-ри». Шагнула еще ближе, встала на цыпочки, чтобы надпись оказалась на уровне глаз, кончики пальцев коснулись камня, впечатались в него, чтобы удержать равновесие. Может, это ничего не значит. Например, адресата эпитафии называли странником… Некий некто посвятил это некоему страннику.

Она представила следующее:

U —|—

vi at or i

Если это и есть та самая стихотворная эпитафия, viatori — прекрасное концевое слово для строки с хромым ямбом.

Тесса медленно отошла от разверстого зева могилы.

Удары кирки отдавались раскатистым эхом.

* * *

Вечером Тесса с Лукрецией поехали ужинать в ресторан на берегу Средиземного моря, в нескольких километрах от их жилища. Лукреция не спеша вела машину по узкому коридору, упиравшемуся в берег, прямо на закат, мимо распаханных полей и оштукатуренных домиков с терракотовыми крышами. Снаружи было прохладно, волосы у Тессы еще не просохли после душа, и все-таки она открыла окно, чтобы вдохнуть воздух, свежий и душистый, напоенный ароматами удобрений и соленого бриза. Лукрецию очень впечатлило, что по единственному слову, in situ, Тесса угадала, в какой именно могиле они обнаружили фрагменты стихотворной эпитафии. Пока остальные извлекали на свет останки несчастной Юлии Фортунаты, Тесса с Лукрецией отыскали в лаборатории фрагменты и сложили их в правильном порядке на одном из столов. Тесса прикрыла глаза и увидела три сохранившихся фрагмента эпитафии, выложенных на лабораторный стол — in situ viatori призраком застыл наверху, в конце первой строки.

Гостеприимная могила, поведай, прошу, этому страннику, чей стих украшает прекрасный твой лоб

И чьи кости, когда-то пылавшие проникновеннейшей любовью,

Ныне упокоились навеки в нашем доме?

Эта Сульпиция []ева супруги

Трехногий дву[] жил едино

Разложив мраморные фрагменты, Лукреция пояснила, что квадрат в нижней части таблички вырезали преднамеренно, видимо, чтобы использовать в другом месте — как вставку в стене, плитку для пола или облицовку. Плоские куски мрамора в Античности ценились высоко и часто шли в повторное употребление. Тесса перевела Лукреции эпитафию и разметила размер подлинника в блокноте, показав, где должны находиться (и находятся) ямбические стопы, где должна стоять (и стоит) цезура. Потом она показала ей статью из «Суды». «Публий Марий Сцева. Поэт, писавший холиямбами. Был женат на Сульпиции». Постепенно до Лукреции дошло, и она хотя бы отчасти разделила трепет, объявший Тессу при мысли о том, что Марий и Сульпиция — с внушительной долей вероятности — похоронены в одной могиле, той самой, на которой выбита эпитафия с viatori.

Лукреция еще раньше заметила между делом, что Эд наверняка разворчится по поводу того, что ему все это оформлять документально, — слишком уж история нестандартная.

— Эд? — уточнила Тесса. — Эд Трелони, который знаком с Крисом?

— Мой босс, — кивнула Лукреция.

От этого напоминания нервы у Тессы снова разгулялись, и она тут же попросила у Лукреции обсудить ситуацию между собой, прежде чем докладывать Эду. Лукреция предложила съездить вместе в Остия-Лидо, там можно поужинать и поговорить.

В ресторане они оказались единственными посетителями, хотя и была половина седьмого вечера. Тесса подумала, что, наверное, почти все прибрежные заведения выглядят как это: бутыль для вина на видном месте, неброские акварели с морскими видами, полусвет. Лукреция сделала заказ за обеих — рыба-меч, моцарелла с томатами.

Тесса, все еще взбудораженная, но и воодушевленная недавними находками, заговорила, как только отошел официант.

— Ты тут давеча спрашивала про Эдварда.

— Ты хочешь, чтобы я ему про тебя ни гу-гу, — догадалась Лукреция.

— Да. — Тесса помолчала. — Не знаю, как тебе