Читать книгу - "Любовь Онегина к бабушке Кларе - Мири Литвак"

о том, как они бежали с Украины, ни о голоде, ни о бомбёжках. Он ничего не помнил из того, что было в Казахстане, как будто его жизнь замерла в тот момент, когда его отправили к тёте Тине в Заречное.

«Твой дед пережил страшный голод и изнеможение», – сказала мне бабушка Клара, когда я помогал ей достать контейнер Онегина с антресолей. Раз в год Онегину нужно делать прививку, и бабушка Клара ведёт его к ветеринару. «Когда человек доходит до такого состояния, – добавила она, – когда он слабеет до смерти, то он не помнит. У него нет сил помнить! Только его организм помнит. Поэтому у твоего дедушки больная печень и язва желудка. Поэтому он страдает от своих приступов. Понимаешь?»

Тут я вспомнил, что то же самое говорил папа. Я тогда не поверил ему, но, как видно, он был прав.

Бабушка была раздражена. Она сердилась, что я вынудил её высказать мне всё это, хотя в этот самый момент я ни о чём определенном её не спрашивал. После того как она выговорилась, она оставила меня в коридоре одного, будто спасаясь бегством. Я даже подумал, что она быстро оденется и выйдет из дому, но она осталась.

Дедушкино повествование сразу же переходило в Москву, к тому времени, когда он был студентом. Высокий и худой юноша, волнистая шевелюра тёмных волос гнездится у него на голове, как облако, которое вот-вот взлетит и унесётся в небо. Между этими двумя точками существовала только неразбериха на перроне железнодорожного вокзала в Заречном и обезумевшая от страха толпа, которая стремится во что бы то ни стало залезть в вагон, потому что немцы уже вошли в Украину. Там, на вокзале, дедушка встретил дядюшку Залмана. Солик не успел обратиться к нему, а только увидел ужас в глазах Залмана, который притворился, будто не видит ребёнка. В панике, которая царила на перроне, никто не видел, как они обменялись взглядами, однако их глаза встретились, и ребёнок, невзирая на возраст, увидел и понял. Он не успел подойти к Залману, чтобы просить, умолять его и услышать грубый отказ, сопровождаемый ругательством. Так что всё тут же закончилось, не начинаясь. Непонимание было написано на лице ребёнка. В этот момент оно было бледным и красивым, но до этого никому не было дела.

Дедушка часто возвращался к описанию железнодорожного вокзала в Заречном. Эта картина проплывала перед моими глазами, как кадр из чёрно-белого кино. Дядюшка Залман выступал в ней в качестве жалкого еврея, как принято у русских: сутулого и худого, с бегающими глазками и длинным носом. Цицит[19]в этом образе превратилась в полы заношенного и блестящего от старости и грязи сюртука, а на его лице, вместо богатой окладистой еврейской бороды, – неопрятная тёмная щетина.

Дедушка не рассказывал этот случай каждый раз заново. Он только упоминал его с помощью мелких деталей, намёком, будто его собеседники сами были свидетелями происходящего и знают, а дедушка только слегка освежает события в их памяти, чтобы не забыли.

Как только бабушка слышала, что дедушка собирается снова вернуться к истории вокзала в Заречном, она начинала нервно махать руками, будто стараясь во что бы то ни стало отвязаться от этого приставшего к ней и ко всему дому рассказа. Так отмахиваются от пчелы или от какого-нибудь надоедливого мерзкого насекомого, которое вдруг садится на голую кожу, а это неприятно и, может быть, даже опасно.

Иногда дедушка снова вспоминал о своём вокзале в тот момент, когда все говорили о чём-то другом. И тогда я замечал, как смущение тотчас охватывает всю комнату. Гости отводили и опускали глаза. Людям не хотелось слышать дедушкин рассказ. Всё это было давно, и русским надоело вспоминать о той войне. Но никто дедушку не прерывал, и никто не насмехался над тем, что он повторяет каждый раз ту же самую историю. Все ждали, пока он закончит. Мама тоже молчала. Она все время пыталась оторвать заусеницу на большом пальце и то и дело ожесточённо кусала кожу на нём своими ровными белыми зубами, которые резко выделялись на фоне её загорелого лица.

Я смотрел на дедушку. Он был погружён в свои мысли. Его лицо казалось сейчас гладким, как будто обвисшая дряблая кожа расправилась и подтянулась заново. Чувствовалось, что дедушка отдаляется от нас, но мне хотелось задержать его, схватить за руку и крикнуть: «Дедушка, подожди! Не уходи, не уходи туда один! Возьми меня с собой…»

Я уже знал, что в конце концов дедушке удалось сесть на поезд. Он пережил годы войны в Казахстане, который возникал в моём воображении в виде отдалённой глуши, сухой жёлтой пустыни, но также и картиной золотистых пшеничных полей, шелестящих на ветру. Я знал, что в Казахстане тепло и всякое разное там растёт. Поэтому дедушка не умер от голода.

Дедушка ехал туда на крыше товарного вагона, в котором везут скот. Он называл это теплушки[20]. Таких я не видел даже в кино. Дедушка рассказывал, что теплушки разделены на верхние и нижние, однако я никак не мог понять, как же это коровы и козы взбирались вверх по нарам, как люди. Крупные громоздкие животные с костлявыми, с трудом гнущимися конечностями прыгали наверх. Они толкали друг друга и опускали головы, издавая протяжный звук, в котором звучали мольба и недовольство. Он напоминал крик паровоза, который подходит к перрону и, тормозя, сообщает о своём прибытии.

Жестяные листы крыши вагона двигались и скрипели во время езды, а поезд переваливался из стороны в сторону. В любом случае, продвигался он медленно, часто стоял на путях, иногда целыми сутками, кроме того – бомбили. По ночам было очень холодно. С крыши теплушек дедушка смотрел на коров. Они выглядели жалкими и неуклюжими, с грустными глазами. Они жались друг к другу в тесноте теплушек, однако дедушка смотрел на них с завистью. Он угадывал тепло и влажное дыхание живых существ, а тётя Тина махала ему рукой изнутри – она тоже была там, – как будто произнося: «Держись, мой мальчик. Держись…»

27. Бабье лето

Когда мы вернулись, бабушка была очень довольна. Видимо, длительностью нашей прогулки. Она встретила нас с улыбкой и взяла из дедушкиных рук его большой зонтик, будто бы оказывала ему помощь в награду за сделанные усилия. Я посмотрел на неё и приложил палец к губам, намекая на то, что не надо задавать лишних вопросов. Бабушка легко кивнула. Она тут же всё поняла.

Дедушка повесил