Читать книгу - "Энн из Эйвонли - Люси Мод Монтгомери"

меня внимания. К тому же Пол приходит к нам только на чай, а за чаем гораздо легче вести себя прилично, чем за завтраком. Тогда не так сильно хочется есть. А между ужином и завтраком проходит ужасно много времени. Смотри, Энн, эта ложка такая же, как в прошлом году, а я сам теперь гораздо больше.

– Я, конечно, не знаю, как выглядела мисс Лаванда в то время, о каком вы говорите, но мне почему-то кажется, что она не очень изменилась, – сказала Энн, налив Дэви две ложки кленового сиропа, вместо одной. – У нее белоснежные волосы, лицо молодое, почти девичье, очаровательные карие глаза необычного оттенка, с золотыми крапинками, а голос ассоциируется с белым атласом, журчанием ручейка и волшебными колокольчиками, соединенными воедино.

– В молодости она отличалась редкой красотой, – сказала Марилла. – Я не была с ней близко знакома, но она мне нравилась. Кое-кто уже тогда называл ее «странной»… Дэви, если я еще раз такое увижу, будешь есть отдельно, после всех, как француз.

Почти все разговоры между Энн и Мариллой в присутствии близнецов были пересыпаны укорами и нареканиями в отношении Дэви. Сейчас Дэви, которому не удалось собрать последние капли сиропа ложкой, решил проблему на свой лад: взял тарелку обеими руками и вылизал ее розовым язычком. Энн бросила на него взгляд, полный такого ужаса, что маленький грешник густо покраснел и пристыженно, но не без вызова произнес:

– Зато ничего не пропало.

– Людей, не похожих на других, всегда считают странными, – сказала Энн. – А мисс Лаванда – особенный человек, хотя трудно сказать, в чем заключается эта «особенность». Может, причина в том, что она принадлежит к тому типу людей, которые никогда не старятся.

– Каждый человек должен стареть вместе со своим поколением, а если ты этого не делаешь, – сказала Марилла, несколько вольно обращаясь с местоимениями, – то ни в какое не попадаешь. Насколько я могу судить, Лаванда Льюис потеряла связь с реальностью. Она жила уединенно, вдали от дорог, и все о ней забыли. Каменный дом – один из старейших на острове. Его построил восемьдесят лет назад старый мистер Льюис, когда переехал сюда из Англии… Дэви, оставь в покое локоть Доры. Я все вижу! И не притворяйся невинным ягненком. Что на тебя нашло сегодня утром?

– Может, я не с той ноги встал? – предположил Дэви. – Милти Булдер уверяет, что, если встанешь не с той ноги, жди неприятностей. Его бабушка так говорит. А как узнать, с той ли ноги ты встал? И как быть, если кровать стоит у стены?

– Мне всегда было интересно, что все-таки произошло между Стивеном Ирвингом и Лавандой Льюис, – продолжала Марилла, отмахиваясь от Дэви. – Двадцать пять лет назад они объявили о помолвке, а потом вдруг – раз! – и все разладилось. Не знаю уж, что там случилось, но, должно быть, что-то ужасное. Стивен сразу уехал в Штаты и больше домой ни разу не наведывался.

– Может, ничего ужасного и не было. Иногда мелочи вносят в жизнь больше смуты, чем серьезные обстоятельства, – сказала Энн в состоянии интуитивного прозрения, которое иногда дороже опыта. – Прошу вас, Марилла, не говорите миссис Линд о моем знакомстве с мисс Лавандой. Она засыплет меня вопросами, а мне этого не хочется. Уверена, и мисс Лаванде тоже не хотелось бы.

– Да, это разожжет любопытство Рейчел, – признала Марилла, – хотя теперь у нее не так много времени, чтобы совать нос в чужие дела. Из-за плохого здоровья Томаса она привязана к дому и выглядит подавленной. Она начинает терять надежду на его выздоровление. Если с ним случится плохое, ей будет одиноко – все дети осели на западе, кроме Элизы, но ей не нравится ее муж.

Неряшливым употреблением местоимений Марилла возвела поклеп на Элизу, очень любившую мужа.

– Рейчел утверждает, что если б он взял себя в руки и собрал волю в кулак, то выздоровел бы. Но разве горбатого исправишь? – продолжала Марилла. – У Томаса никогда не было силы воли. До женитьбы им командовала мать, потом Рейчел прибрала его к рукам. Удивительно, как это он не испросил у нее разрешения на болезнь. Нет, я не должна так говорить. Рейчел – хорошая жена. Без нее Томас ничего бы не добился, это точно. Он рожден подкаблучником, и хорошо еще, что попал под каблук такой умной и практичной женщины, как Рейчел. Томаса это устраивало. Не надо напрягать мозги, чтобы принимать самому решения… Дэви, ну что ты вертишься, как уж на сковородке!

– Мне нечем заняться, – возразил Дэви. – Живот я набил, а смотреть, как вы с Энн едите, совсем не интересно.

– Тогда пойдите с Дорой во двор и накормите кур, – сказала Марилла. – Только не смей больше вырывать перья из хвоста у белого петуха.

– Но мне нужны перья для индейского украшения на голове, – надулся Дэви. – У Милти Булдера перья ой как хороши! Мать дала их ему, когда зарезала старого белого индюка. Вы тоже могли бы – у нашего петуха перьев больше, чем ему надо.

– Возьми на чердаке старую метелку, которой стирали пыль, – сказала Энн, – и я выкрашу перья для тебя в зеленый, красный и желтый цвета.

– Ты вконец испортишь мальчишку, – сказала Марилла, когда Дэви с радостным лицом бросился вслед важно шагающей Доре. Взгляды Мариллы на воспитание претерпели за последние годы серьезные изменения, но она так и не освободилась от мысли, что для ребенка вредно, когда потакают его желаниям.

– У всех мальчиков из его класса есть роучи, и Дэви тоже хочет этот индейский головной убор, – сказала Энн. – Я понимаю его чувства. Никогда не забуду, как я мечтала о пышных рукавах, которые были тогда в моде у девочек. И Дэви совсем не портится – наоборот, я каждый день замечаю улучшения в его поведении. Вспомните, каким он был год назад. Перемены налицо.

– Согласна, он стал меньше проказничать дома с тех пор, как пошел в школу – признала Марилла. – Может, восполняет это на другой территории с ребятами. Меня вот еще что удивляет. С мая мы не получаем никаких известий от Ричарда Кита.

– Я с волнением жду его письма, – вздохнула Энн, приступая к мытью посуды. – А когда оно придет, не решусь вскрыть от страха, что он потребует вернуть близнецов.

Месяц спустя письмо все-таки пришло. Но не от Ричарда Кита. Ричард умер две недели назад от чахотки, сообщал его друг. Автор письма был одновременно и душеприказчиком покойного, который завещал мисс Марилле Катберт, опекунше детей, две тысячи долларов. Пока дети не достигнут совершеннолетия, проценты с