Читать книгу - "Тетушка против - Тата Алатова"

и того меньше. Тогда Маргарет была зеленой девчонкой, и ее держала на плаву лишь твердая уверенность, что она ни за что не позволит себе утонуть. С тех пор она научилась многому, и если ей предстояло пойти в экономки, чтобы накопить денег на собственный клочок земли — так что с того?

— Гильдия алхимиков ищет приют для своей школы, — поделился Бартелеми, с удовольствием принимаясь за тыкву, густо посыпанную диким тимьяном. — А у нас очень ценится все зловещее и древнее.

— Да что вы говорите, — рассеянно и безучастно отозвался Рауль.

— Это я к тому, что если вы решите продать замок, то найдется и покупатель. У меня сложилось впечатление, ваша светлость, что родовое гнездо не больно-то вам по душе.

— Запустить сюда алхимиков? После того, что мы с вами видели в семейной лаборатории? Это все равно, что объявить всему миру: мои предки творили страшные вещи.

Бартелеми окинул Рауля проницательным взглядом.

— Могу поспорить, что не зря я вчера так крепко спал, — усмехнулся он, — в лаборатории, поди, и пылинки от опытов вашего батюшки не осталось. Ах, ваша светлость, ваше недоверие так огорчительно…

Маргарет безо всякого аппетита крошила хлеб пальцами, не особо прислушиваясь к их болтовне. Должно быть, Пеппа совершенно разбита: Рауль поступил безжалостно с юной красавицей, сначала предложив руку и сердце, а потом так грубо разорвав помолвку. Она слышала их разговор, стоя за старыми дверями, и не могла сказать, что он проявил хоть каплю милосердия. Сейчас девчонка рыдает в объятиях нянюшки Латуш, разбив пару ваз, и кто знает, сколько времени ей понадобится, чтобы снова довериться мужчине.

И хотя Маргарет верила, что это расставание к лучшему, и хотя она чувствовала себя униженной и одинокой, ей все равно было мучительно жаль несносную Пеппу, которая забыла все на свете, влюбившись. Она даже переступила через свою тетю, единственного родного человека, ради мужчины. Должно быть, у Бернаров такое в крови, ведь мать Маргарет поступила точно так же. Она бросила родителей, брата, дом, чтобы уйти за светловолосым моряком и прожить короткую, полную лишений жизнь, считая каждую монету.

Вот почему Маргарет категорически нельзя было позволить своему сердцу размякнуть — ведь и в ее жилах тоже текла отрава. Так дети горьких пьяниц не прикасаются к выпивке, поскольку нагляделись, что она творит с людьми.

— Пруденс, вы совсем ничего не едите, — Рауль, желая привлечь ее внимание, перегнулся через подлокотник и коснулся ее локтя. — А у меня сложилось впечатление, что вы не из тех женщин, которые теряют аппетит из-за бестолковых племянниц.

— Что? — нахмурилась она, совершенно не понимая, зачем он ее беспокоит. Потом вспомнила, что здесь еще и Бартелеми, с любопытством вытягивающий шею, вскочила на ноги и нетерпеливо сделала жест, указывая на двери. — Прошу вас, ваша светлость, мне немедленно надо сказать вам кое-что наедине.

Рауль с готовностью поднялся вслед за ней и вышел в темный холл, куда заглядывало солнце только во второй половине дня.

— Пруденс? — позвал он вопросительно, когда она отошла на несколько шагов от столовой.

— Хочу, — негромко и торопливо выпалила она, боясь передумать. — Хочу, чтобы вы выставили Шарля Огюстена Воклюза из нашей провинции.

— Будь по-вашему, — склонил голову он, — я напишу в столицу.

— Ах нет, — возразила она, — это слишком долго! Я хочу, чтобы вы выставили его сегодня же!

Маргарет и сама понимала, что ведет себя неразумно. Откуда у Рауля такие возможности? Все, на что он горазд, — это трепать языком. Однако при мысли о том, что королевский интендант раскроет рот и начнет судачить о тираничной тетушке, доведшей свою невинную племянницу до отчаянного шага с ордонансом, у нее начинались спазмы в желудке.

— Понимаю, — медленно протянул Рауль, глубоко задумавшись. — Не беспокойтесь на этот счет.

И пошел в сторону кухни, мигом позабыв об оставленном в одиночестве алхимике. Услышав его громкие распоряжения Жану седлать коня, Маргарет представила, сколько ворчания эта суматоха опять пробудит в Мюзетте, и торопливо шмыгнула к себе, чтобы взять плащ. В хорошие времена она бы мигом поставила старуху на место, но этот день нельзя было назвать хорошим.

Лучше уж она прогуляется до деревни, чтобы купить кое-какой провизии к ужину, а заодно и успокоится. Тупица, тупица Воклюз! Как он мог составить такой документ, даже не вникнув во все детали? Сказала ли ему Пеппа имя своего жениха? Слухи о столичных похождениях молодого графа Флери достигли даже их глуши, и плоха была бы та опекунша, которая бы благословила этот союз.

В результате вместо того, чтобы перестать злиться, Маргарет еще больше себя распалила, шагая все быстрее и быстрее по сухой растресканной от солнца дороге, и появилась в деревне, буквально кипя от негодования.

Покосившаяся арка с облупившемся гербом Флери кричала о том, что когда-то все здесь, и крестьяне тоже, принадлежало этой семье. Узкая улочка, выложенная булыжником, извивалась между плотно прижимающимися друг к другу домами из грубого известняка. Где-то уныло кричал осел, слышался стук топора, тянуло дымом от очагов. Местные глазели на Маргарет, которая была одета пусть и не последней моде, но все же по-городскому, с любопытством, но не лезли с вопросами. Она остановилась только возле древнего колодца, видимо, олицетворявшего центр деревушки.

Возле общественной купели, выдолбленной из монолитной известковой плиты, несколько женщин занимались стиркой. Едкий аромат щелока перемешивался с гниловатой сладостью мокрой шерсти. Забыв про дубовые вальки, которым обычно отбивали белье, кумушки оживленно обсуждали некую Жюли, понесшую от кузнеца. Увидев Маргарет, они замолчали, изобразив нечто вроде поклона, правда, весьма небрежного.

— Я из замка Флери, — сказала она, — хочу купить овощей и пару куриц.

— Замковая, стало быть, — оживилась старуха, сидевшая в тени большого платана. У ее ног стояла корзина фиолетового лука, чьи хвостики она ловко срезала ножом. — Садись, девочка, путь досюда пыльный, дождя-то уже давно нет. Слышала, наследники вернулись в замок?

— Вернулись, — согласилась Маргарет, пристраиваясь на каменную скамью рядом. От быстрой ходьбы ее дыхание сбивалось, а в боку кололо.

— Да, — вздохнула старуха, — сколько лет прошло, а, кажись, только вчера старый граф на охоту выезжал. Мальчонка-то его — бах! — и подстрелил мою корзину для белья. Уж я и хохотала, и бранилась, все разом. Помнишь, Луизетта?

От стайки женщин отделилась пышнотелая женщина лет пятидесяти с волосами, спрятанными под желтый выцветший платок. На ней было холщовое платье с заплатами на локтях и мокрым подолом, прикрытое перетянутым крест-накрест на груди фартуком.

— Как не помнить, — засмеялась она, приподнимая юбку и показывая небольшой шрам на щиколотке. — Вот она, личная подпись маленького графа. Сколько ему тогда было?