Читать книгу - "Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн"

ключевом событии, во время которого студент Бенно Онезорг был застрелен полицейским, приняли участие несколько тысяч протестующих. Год спустя 50 тысяч человек присоединились к центральному маршу на Бонн в знак протеста против неизбежного закона о чрезвычайном положении, который давал государству особые полномочия вмешиваться в основные права, такие как неприкосновенность частной жизни и свобода выбора профессии, как во внутренних, так и во внешних чрезвычайных ситуациях. Среди немцев в возрасте до тридцати лет было больше поддержавших закон о чрезвычайном положении, чем протестовавших против него. Согласно крупному молодежному исследованию, проведенному в 1967 году, три четверти из них считали политику чем-то отрицательным. Организованная католическая молодежь находила своих сверстников слишком “воспитанными” и “фактически умеренными в политическом и социальном плане”58.

И наоборот, некоторые пожилые немцы с пониманием отнеслись по крайней мере к некоторым требованиям протестующих, таким как реформирование университетов. Радикалы чаще нападали на старых нацистов в государстве, а не на своих собственных отцов. Интервью того и последующего периода показывают, что большинство семей жили в гармонии, а не в состоянии гражданской войны. Многие протестующие могли рассчитывать на поддержку своих родителей, которые сами часто были борцами за мир и левыми активистами. Одной из студенток, арестованных за распространение листовок против предстоящего визита шаха, была Юдит Олек. Ее отец, который всю жизнь был социал-демократом и провел некоторое время в лагере Берген-Бельзен, обратился в полицию и добился освобождения дочери, а затем поручил врачу осмотреть ее синяки и гематому и призвал ее выдвинуть обвинения. Молодые радикалы нашли сочувствующих союзников среди старшего поколения учителей и проповедников; незадолго до нападения Дучке гостил у шестидесятилетнего Хельмута Гольвитцера, протестантского богослова и борца за мир. Можно утверждать, что в 1968 году напряженность между поколениями была меньше, чем в 1948-м. За это следует отдать должное Аденауэру, чья пенсионная реформа ослабила давление между молодыми и старыми, “подобно клапану”, по словам историка Кристины фон Ходенберг, когда пожилые люди получили доступ к растущему благосостоянию, их пенсии увеличились и их оплачивали более молодые рабочие руки59.

По революционным меркам 1968 год был провалом, особенно в Западной Германии. По сравнению с бурными событиями в Париже май в Берлине был более мягким. Во Франции 2 миллиона человек присоединились к всеобщей забастовке. Авторитет государства висел на волоске, и Шарль де Голль вылетел в Западную Германию, чтобы встретиться там с французскими офицерами и убедиться, что армия на его стороне. Ничего подобного не произошло в Западной Германии. Нападение на Дучке оказалось концом фазы восстания, а не катализатором чего-то большего.

Частично объяснение этого кроется во взглядах радикалов. Все было взаимосвязано, как объяснил Дучке в статье 1967 года. Противоречия в университетах отражали более серьезные противоречия в обществе, которые, в свою очередь, были связаны с противоречиями в капитализме и глобальном империализме. Следовательно, освободительная борьба должна была распространиться от лекционных аудиторий Свободного университета Берлина до деревень Вьетнама и Боливии и повсюду между ними. Список антиавторитарных мер Дучке был бесконечен: от комитетов арендаторов и контруниверситетов до сокращения рабочих часов, захвата медиаимперии Springer, отмены полиции и государственной бюрократии, вплоть до местных консультационных центров, которые посеяли бы “семена будущей самоорганизации человека”60. Всеохватывающее видение позволило радикалам почувствовать себя в центре глобальной борьбы, но не дало им четкой цели.

Конечно, радикалы 1968 года повсюду столкнулись с аналогичными проблемами. Слабость западногерманских протестующих была отражением силы демократического государства и степени его поддержки в обществе. Во Франции студенты и рабочие маршировали плечом к плечу. В Германии, напротив, Объединение немецких профсоюзов (DGB) было внутренне разобщено и в 1966 году проголосовало против присоединения к конгрессу внепарламентской оппозиции, бросившей вызов законам о чрезвычайном положении; только профсоюзы металлистов и химиков (IG Metall и IG Chemie) оказали поддержку61. Многие профсоюзы установили хорошие корпоративные отношения с работодателями и надеялись на повышение заработной платы, а не на всеобщую забастовку.

Конец 1960-х и начало 1970-х годов следовали динамике, противоположной динамике 1920-х. Вместо размывания середины и усиления экстремистов, как левых, так и правых, Западная Германия сплотилась вокруг центра. Примечательно, что ни рецессия 1966–1967 годов, ни нефтяной кризис 1973 года не смогли обратить эту консолидацию вспять. Вместо этого угроза революции и террора убедила скептиков из числа консерваторов и националистов поддержать демократический режим. Подавление Коммунистической партии лишило студенческих радикалов потенциальных союзников. Решающим фактором, однако, было то, что государство вело себя более гибко, чем могли представить студенческие радикалы.

“Позволим себе больше демократии” – таков был знаменитый девиз Брандта, когда он возглавил социал-либеральное правительство в 1969 году. Последовала волна реформ: восемнадцатилетние получили право голоса, рабочие делегаты – больше прав, а домохозяйки стали равными партнерами в браке; предложение о разводе без супружеской вины было внесено в 1970 году и превратилось в закон в 1977 году. Импульс для перемен был задан уже предыдущим правительством, большой коалицией CDU и SPD под руководством Курта Георга Кизингера (1966–1969). Когда в 1968 году были приняты законы о чрезвычайном положении, SPD смягчила драконовские меры. Гомосексуальность взрослых мужчин перестала быть преступлением в 1969 году для лиц старше двадцати одного года, в 1973-м – для лиц старше восемнадцати лет. Это была реформа сверху вниз, а не снизу вверх. Государство начало отказываться от морального контроля. В то же время оно дало больше денег университетам. Одной из причин, по которой Дучке смог учиться в Свободном университете, было то, что количество студенческих мест в 1960-х годах утроилось. В 1971 году правительство Брандта ввело студенческие стипендии для всех. За преступления против человечества срок давности был снят.

Людям 1968 года нравилось видеть себя предвестниками новой эры, которая порвала с затхлым прошлым. На самом же деле они были продуктами демократического брожения, начавшегося еще в середине 1950-х. Больше демократии, меньше власти, открытая критика и большая толерантность – эти идеи становились все более распространенными и пользовались официальным одобрением. В 1967 году восемнадцатилетняя школьница Карин Шторх произнесла выпускную речь, в которой размышляла об убийстве Онезорга полицией и призвала сделать гражданское неповиновение неотъемлемой частью демократического школьного образования. Чтобы избежать Веймара, утверждала она, Бонну необходимо подготовить “кризисоустойчивых демократов”62. Город Кёльн согласился и распространил речь среди всех учеников и учителей средних школ. В следующем году Карин Шторх была награждена национальной премией за образцовое демократическое поведение и отстаивание своих убеждений (Zivilcourage) всепартийного Фонда Теодора Хойса. Студенческие реформаторы в 1968 году ломились в открытую дверь.

После 1968 года развалилось не государство, а радикальное движение. Самая крупная организация – “Новые левые” – перешла