Читать книгу - "Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн"

группы. “Рабочий дух некоторых участников оставлял желать лучшего. Некоторые явно представляли, что находятся в ознакомительной поездке, в основном хотели пообщаться с поляками и воспринимали свою работу в Аушвице как несколько досадное второстепенное дело”. Один молодой человек, родившийся в соседнем Гливице (Гляйвице), однажды заявил, что ему “больше не хочется работать”, и отправился в верхнесилезский город, чтобы сфотографировать бывший магазин своего отца. Его исключили из группы. В целом, подытожил руководитель группы, “участникам было трудно понять, что Аушвиц не только поставил вопрос о вине наших отцов, но и пришел с миссией, чтобы мы взяли на себя ответственность за то, что происходит сегодня и завтра, и боролись бы с демоном [Ungeist], который породил Аушвиц и который жив до сих пор”139.

Общественная реакция на эти упражнения по искуплению была явно неоднозначной. Суд над Эйхманом в 1961 году дал Aktion Sühnezeichen новую возможность. Плакаты на станциях метро обращались к гражданам с призывами: “Суд над Эйхманом – это предупреждение! Как долго мы еще не сможем примириться с прошлым? Действие – это наш ответ”. Были выступления в берлинском конгресс-центре. Движение могло рассчитывать на поддержку главы профсоюзов и сенатора по делам молодежи, а также священников-единомышленников. Некоторые земли призвали школы включать работу Aktion Sühnezeichen в свои уроки гражданственности. Но было и сопротивление. Анонимные письма объявляли сторонников движения “предателями”140.

В ноябре 1965 года десять юношей и девушек вернулись из Дахау, где они помогали в строительстве Церкви примирения (Versöhnungskirche). Один из молодых людей подытожил свой опыт таким образом: “В общем, группа столкнулась с единодушным неприятием – от строителя до епископа… Я думаю, нам стоит тщательно пересмотреть, на каких объектах мы сможем работать в Германии в ближайшие несколько лет”141. В марте следующего года группа из двадцати добровольцев вернулась из Израиля. В Ульме, на юге Германии, местная молодежь хотела услышать об их опыте и пригласила их в Donaukeller, деревенский винный погреб католической молодежи. Вечер начался в “очень веселой и поначалу почти буйной атмосфере”. Но вскоре участники группы поняли, “насколько далеки наши члены от «нормальной» молодежи”. Молодой католический капеллан отвел их в сторону и сказал: “У вас хорошие идеи. Ваш подход верен, но никто не хочет этого слышать, никто не хочет меняться, и никто не хочет покидать свою зону комфорта”142. В 1967 году добровольцы, вернувшиеся из Израиля, беседовали с 3800 студентами профессионально-технических училищ на уроках гражданственности и религии. Но на “подавляющее большинство” работа волонтеров не произвела впечатления. Во внутреннем отчете суммированы негативные отзывы: те “не имеют никакого отношения к прошлому или его наследию; время все лечит; вина других; также выраженное недоверие: какой смысл в вашей работе?”143

Идея, лежавшая в основе Aktion Sühnezeichen, заключалась в том, что молодое поколение несет моральную ответственность и должно продемонстрировать готовность искупить вину через работу, жертвование и служение. Но – моральная ответственность за что именно? И работа – с какой целью? К середине 1960-х годов движение раскололось по этим вопросам. Одни хотели сосредоточить внимание на нацистах и исцелении ран прошлого. Другие, однако, настаивали на более дальновидном подходе144. Молодежь должна не просто быть обременена чувством вины за преступления старших, но и иметь возможность создать культуру ненасилия для будущего.

Aktion Sühnezeichen была ответом на растущую конкуренцию за внимание молодежи со стороны групп, которые открывали для себя “третий мир”, войну во Вьетнаме и мирную политику в целом. Противостояние прошлому все больше оказывалось связано с политической ответственностью и действиями в настоящем, что приводило к нескольким важным последствиям. Одно из них касалось характера волонтерской работы. Потоотделение на стройках все чаще уступало место заботе об уязвимых слоях населения: детях, стариках, инвалидах и наркозависимых. Формирование привычек сочувствия, терпимости и ненасилия для обездоленных групп населения в настоящее время рассматривается как имеющее столь же важное значение для мира, как и очистка от сорняков жестокого прошлого. Изменение миссии отразилось и в названии организации: к “примирению” добавилось, что это происходит “ради мира”.

Диалог с иностранцами был центральным аспектом трудовых лагерей, но, как показывают письма и дневники, работа над собой была не менее важна. Совесть добровольцев почти постоянно подвергалась испытанию вопросом, что бы они сделали, оказавшись на Rampe? Здесь суд над Эйхманом был особенно важен, поскольку он служил предупреждением современности, распространяя ответственность с преступников на молодое поколение. “Что я могу сделать, чтобы сегодняшняя немецкая молодежь не состояла из множества «Eichmänner»?” – задается вопросом в своем дневнике волонтер, работавший в Роттердаме в 1967 году145. Для многих борьба начиналась с них самих; им нужно было изгнать из себя “Гитлера-в-нас”, искоренить насилие и развивать миролюбие в своей личности146.

Семинары Aktion Sühnezeichen проследили корни холокоста вплоть до Французской революции и подчеркнули его современные, технологические характеристики, но, когда дело дошло до объяснения, почему Аушвиц случился в Германии, ответ сместился в сторону психологии, а не истории или социологии. “Мы считаем, – заявили группы на ежегодном собрании в 1967 году, – что социальная система является фотографией ментальной и духовной структуры большинства”. Без “фанатического фетишизма и слепого подчинения”, характерных для немецкого образа мыслей, “Аушвиц был бы немыслим”147. Их работа в Аушвице не могла оставаться тихим актом преданности жертвам фашизма, но должна была быть психологической борьбой за освобождение от репрессивных моделей мышления. После нескольких часов прополки крематориев волонтерам 1968 года напомнили, что Аушвиц “далек от того, чтобы оставаться в прошлом”, и “никогда еще не был более острой” проблемой в мире, охваченном “войной, ненавистью и геноцидом”. В марте того же года Aktion Sühnezeichen призвала к демонстрациям против “геноцида” во Вьетнаме. У нынешнего поколения, говорили они, есть свой Аушвиц с атомной бомбой и Вьетнамом148.

Инициатива, начавшаяся с позиции смирения, когда молодые немцы просили жертв немецких преступлений позволить им совершить акты искупления в поисках примирения, закончилась самоутверждением немцев и присвоением холокоста ради очищения. В центре внимания оказывались не 6 миллионов жертв и конкретная историческая ситуация их страданий, а человеческая психика сейчас и вообще. Как написал один из представителей нового поколения немцев: “Аушвиц во мне – в каждом из нас. Аушвиц – это наш эгоизм, наше безразличие, наше молчание”. Это было не просто название, это было “явление”, и оно происходило в Сонгми, Сантьяго-де-Чили и во многих других местах. Это было не просто что-то в прошлом, а реальность молодого поколения149.

Преобладание психологического значения Аушвица над историческим имело странные последствия. С одной стороны, поскольку холокост скрывался повсюду, волонтерство на