Читать книгу - "Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн"

устраиваться на работу или иметь пенсию, людям приходилось заполнять анкету с вопросами об их политическом прошлом. Допущенная в ответах ложь могла иметь серьезные последствия. В Байройте заместитель районного чиновника умолчал о членстве в нацистской партии – его приговорили к четырем годам тюрьмы109. Неудивительно, что состоятельные люди с “коричневым” прошлым не торопились заявлять о себе. Мелкую рыбешку отлавливали, но крупным рыбинам удалось проскочить сквозь сети. Трибуналы были завалены делами рядовых членов партии. На местах не хватало то бланков анкет, то людей, чтобы читать полученные анкеты. Те, кто не мог ждать, преуменьшали степень своей поддержки нацистов или откровенно лгали, заявляя о своей невиновности. Но часто членство в партии не совпадало со степенью вины. Некоторые чиновники, подписывавшие приказы о депортациях, не состояли в партии. И наоборот – бывший социал-демократ в 1934 году был членом СА и утверждал, что вступил туда под давлением своего начальника. Его отнесли к попутчикам и приговорили к штрафу в 300 рейхсмарок. В результате он был в ярости из-за того, что оказался в одной группе со многими убежденными нацистами, и два года пытался опротестовать приговор110. Наконец, были и бывшие нацисты, такие как Хансйорг Маурер, разочаровавшийся в Гитлере после неудачного coup d’état 1923 года и помогавший жертвам нацистов в конце 1930-х. Он четырнадцать месяцев добивался того, чтобы его признали невиновным111. Даже второстепенные преступники воспринимали процедуру как позор и публичное унижение. В отличие от некоторых своих коллег, доктору Манцу, отцу пропавшего без вести пилота, позволили продолжать свою практику, поскольку он вступил в НСДАП только в 1937-м. В 1946 году стало известно, что он не доложил о том, что в 1933 году учил членов СА оказывать первую помощь. Манц был вынужден предстать перед американским военным трибуналом и заплатить штраф в 1500 рейхсмарок, что почти соответствовало зарплате рабочего за год. Два года спустя его еще мучал стыд (Kulturschande) от того, что его обвинял прокурор, который раньше был докером в Нью-Йорке112.

К 1947 году сертификаты добропорядочности могли подписать не только священники или коллеги, но и жертвы режима. Выжившие и не уехавшие жертвы были ничтожным меньшинством, израненным, стигматизированным и изолированным, без права предъявлять требования большинству. При этом денацификация не разделила большинство общин, а, напротив, сплотила их. Социальные связи насчитывали множество поколений, особенно в немецкой провинции. Люди были уверены, что им придется прожить всю жизнь рядом с теми, кого они знают и кто знает их. Поэтому денацификация в большей степени ударила по чужакам, нежели по членам местных сообществ. Так, в Восточной Фризии трибунал осудил нацистского функционера, бывшего чужаком, однако мясника, состоявшего в СС, защитили его знакомые, так что его быстро переквалифицировали в “невиновные” и восстановили на работе113.

К концу 1947 года в американской зоне было заполнено около 12 миллионов анкет, но только 631 тысяча дел была закрыта. Из фигурантов этих дел 41 % был амнистирован или очищен, или же дело в их отношении было прекращено. 47 % были классифицированы как попутчики, и 10 % – как второстепенные преступники. Только 2 % попали в категорию активистов, и 0,1 % – в главные преступники114.

Курс союзников напоминал зигзаг. С одной стороны, американский военный губернатор Люциус Д. Клей обещал вернуть в руки американцев контроль над денацификацией, если немцы будут слишком мягкими друг к другу. С другой стороны, он беспокоился о том, что семена демократии убивают до того, как они успевают прорасти, изолируя множество “мелких” членов партии, приспособленцев и молодежь; свободные выборы начались с выборов местного самоуправления в американской зоне в январе 1946 года. Задержки, разочарования и непоследовательность процесса денацификации мешали тому, что было приоритетом для всех, – восстановлению. Муниципалитеты разрабатывали сложные схемы, такие как назначение на посты жен чиновников, проходящих денацификацию, и впоследствии эти жены передавали всю работу обратно мужьям115. В то же время советская сторона видела в денацификации инструмент для смены режима, что означало избавление от фашистско-капиталистических элит, а не отчуждение немецкого народа вообще.

Немецкие политические партии также не были заинтересованы в массовых чистках. Никто из партийных лидеров не сомневался в степени народной поддержки нацистов. В частных письмах христианский демократ Конрад Аденауэр в равной степени обвинял епископов, бизнесменов и прусских милитаристов116. В публичной же сфере его приоритетом, как и у других, было завоевать тех, кто раньше голосовал за нацистов. Макс Брауэр, социал-демократический мэр Гамбурга, в декабре 1946 года сформулировал это прямо: “95 % немцев так или иначе сотрудничали с нацистами. Но, опираясь на оставшиеся 5 %, страну не построишь”117. Кроме того, христианские демократы и социал-демократы опасались, что трибунал захватят коммунисты и что, отталкивая бывших попутчиков нацистов, они сами отправят тех в руки большевиков. Стратегия Социалистической единой партии Германии (Sozialistische Einheitspartei Deutschlands, SED) – результат победы коммунистов над социал-демократами в советской зоне в апреле 1946 года – точно так же сводилась к завоеванию голосовавших за нацистов. Как первые жертвы нацистов, коммунисты знали лучше многих, насколько широка была поддержка нацистов в массах. Но поскольку коммунисты считали крупный бизнес кукловодами, стоявшими за спиной Гитлера, они стремились преуменьшить степень вины населения. После оглашения приговора Нюрнбергского процесса лидер SED Отто Гротеволь сравнил “оправданных преступников банковского капитала, господ Шахта и фон Папена” с “более невинным”, “угнетенным, униженным и… преследуемым немецким народом”118. Политические приоритеты ни востока, ни запада не сочетались с подведением итогов соучастия и вины.

Примечательны параллели между первоначальной скоростью денацификации и последующим коллапсом. Проведенный американцами в сентябре 1946 года анализ показал, что в их зоне к этому времени было уволено 178 111 человек, а в советской – 180 356. И там, и там едва ли не каждый второй государственный служащий лишился места119. И так же, как в американской зоне, в советском секторе денацификация зашла в тупик в 1948 году. Различия состояли в институциональных приоритетах и стратегиях реабилитации.

Для коммунистов денацификация была шансом захватить рычаги государственной власти. Поэтому в разных сферах деятельности степень обновления работников очень различалась. По сравнению с западом восточный подход был более радикальным в области государственного управления, юстиции и полиции, но даже здесь на своих местах удалось удержаться большему числу нацистов, чем обычно предполагают. Так, например, в Заальфельде в Тюрингии из 828 дел, рассмотренных на публичных собраниях, две трети обошлось без наказаний. Уволено или хотя бы понижено в должности было не более двух дюжин госслужащих. Немногие осужденные были по большей части владельцами конфискованных предприятий или магазинов. Новый мэр ранее служил в Waffen-SS, но