Читать книгу - "От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Вячеслав Алексеевич Никонов"

25 ноября 1938 года Президиум АН СССР принял постановление «Об организации в Академии наук работ по исследованию атомного ядра». В академии была создана Комиссия по атомному ядру, которую возглавил директор ФИАН академик Сергей Иванович Вавилов. В нее вошли также Иоффе, Илья Михайлович Франк, Алиханов, Курчатов. В декабре Президиум Академии наук предложил перевести лабораторию Курчатова из ЛФТИ в ФИАН и построить циклотрон в Москве.

Решением правительства от 28 января 1939 года вся работа по исследованию атомного ядра была сосредоточена в Академии наук СССР, для чего ей выделялись дополнительные средства. ЛФТИ передавался из Наркомата среднего машиностроения в систему Академии наук. С 1 апреля 1939 года Президиум АН СССР утвердил Курчатова в должности заведующего физическим отделением РИАНа. Академик Николай Николаевич Семенов написал в Наркомат тяжелого машиностроения письмо, указав на возможность создания оружия фантастической силы.

В целях ускорения работ по использованию внутриатомной энергии Отделение геолого-географических наук АН СССР 25 июня 1940 года организовало группу под председательством Вернадского, в которую также вошли академики Ферсман и Хлопин. 12 июля академики направили письмо заместителю председателя СНК СССР Булганину, рассказав, что в США и Германии соответствующие работы ведутся в экстраординарном порядке, на них ассигнуются крупные средства.

Реакция правительства была оперативной. 30 июля решением Президиума Академии наук была создана Комиссия по урану (Урановая комиссия) под председательством Хлопина. В числе других крупных ученых в ее состав вошел Курчатов. Иоффе видел во главе советского атомного проекта Курчатова и его сотрудников Георгия Николаевича Флерова и Константина Антоновича Петержака, а также сотрудников Ленинградского института химической физики (ЛИХФ) Юлия Борисовича Харитона и Якова Борисовича Зельдовича, которые провели расчет цепной реакции деления урана и показали, что, обогащая природный уран его легким изотопом – ураном-235, можно получить взрывную реакцию.

Курчатовым с коллегами в 1940 году было зарегистрировано спонтанное, без облучения нейтронами, деление тяжелых ядер урана. Это было самое значительное достижение школы Курчатова в ядерной физике довоенного времени. Однако откликов на свою прорывную публикацию на этот счет из-за границы авторы не получили, что было лучшим свидетельством того, что все ядерные исследования были уже плотно засекречены.

29 августа 1940 года Курчатов, Харитон, Русинов и Флеров представили в Президиум Академии наук программу «Об использовании энергии деления урана в цепной реакции» с развернутым планом работ. Параллельно директор РИАН академик Хлопин разработал свою программу – «План работы по проблеме урана на 1940-41 гг.». Оба проекта рассматривались на Президиуме АН СССР 15 октября. Победила программа Хлопина. Причина ее успеха была банальной: на ее осуществление запрашивалось нескольких миллионов рублей, а Курчатов ставил вопрос о сумме в сотни раз больше.

Атомный проект, как скоро выяснится, действительно требовал средств, сопоставимых со всем советским военным бюджетом. В условиях подготовки к схватке с германским нацизмом, когда форсировалось производство танков, самолетов, артиллерийских орудий, когда резко увеличивалась численность армии, он просто не мог быть приоритетным – на него элементарно не было денег.

При этом появилось новое обширное и весьма перспективное поле работы для советских спецслужб за рубежом.

В резидентуры в США и Великобританию была послана осенью 1940 года директива – выявлять центры поиска способов применения атомной энергии для военных целей и обеспечивать получение достоверных сведений о создании атомного оружия. Инициатором этой директивы был начальник научно-технической разведки, инженер-химик Леонид Романович Квасников, в то время единственный на всю разведку человек, знакомый с основами ядерной физики.

Отделение научно-технической разведки (НТР) организационно входило в состав 5-го англо-американского отдела 1-го управления НКГБ-НКВД, работавшего по Великобритании, Соединенным Штатам Америки и Канаде. В Англию и США были направлены сотрудники как внешней разведки, так и Главного разведывательного управления Наркомата обороны, которые обладали научно-техническими знаниями.

В Соединенных Штатах действовали нью-йоркская резидентура во главе с Василием Михайловичем Зарубиным и три подрезидентуры: в Вашингтоне, Сан-Франциско и Лос-Анджелесе. К 1941 году там находилось около двадцати оперативных работников внешней разведки. Но у них на связи уже было несколько десятков агентов, причем в основном по линии научно-технической разведки.

С началом Великой Отечественной войны Советскому Союзу на время стало не до ядерных исследований. Работы в области атомного ядра как не связанные с непосредственными нуждами фронта и реально дорогостоящие были почти полностью остановлены.

Академию наук эвакуировали одной из первых – в Казань. ЛФТИ оказался в помещение Этнографического музея Казанского университета, где сконцентрировались могучие научные силы – Иоффе, Капица, Курчатов, Александров, Зельдович, Харитон, Хлопин, Флёров. Но до поры работы по основному – ядерному – профилю у них не было.

Многие сотрудники и ученики Курчатова были мобилизованы на фронт, ушли добровольцами в ополчение, да и сам он рвался на передовую. Но ему было поручено ответственное дело: он вместе с Александровым и Тучкевичем работал над обеспечением защиты кораблей от магнитных мин, участвовал в установке и испытаниях аппаратуры на кораблях в боевых условиях. За это все трое в 1942 году были удостоены Сталинской премии I степени. Затем Курчатов возглавил «броневую» лабораторию ЛФТИ, чьи разработки позволили улучшить качество брони танков, выпускавшихся на заводах Магнитогорска, Горького и Свердловска.

Советский Союз в тот момент в ядерной сфере начал сильно отставать от других великих держав. Уже с сентября 1941 года по разведывательным каналам стали поступать сведения, что в Великобритании и США ведутся работы в области создания ядерного оружия, что оно может появиться до окончания войны и повлиять на ее ход.

Из Лондона от «Вадима» – легального резидента Анатолия Вениаминовича Горского – 25 сентября 1941 года пришло спецсообщение о состоявшемся 16 сентября заседании Уранового комитета под председательством сэра Мориса Хэнки. Его личным секретарем являлся Джон Кернкросс, один из «кембриджской пятерки», работавший на нашу разведку под оперативным псевдонимом «Лист». В сообщении, содержавшем много технических подробностей, говорилось, что «урановая бомба вполне может быть разработана в течение двух лет». В сентябре 1941 года НКВД начал получать разведданные и об американских ядерных исследованиях.

Не дремала и армейская разведка. Именно на нее вышел ценнейший источник наших спецслужб – Клаус Фукс – немецкий физик с английским гражданством. Фукс родился в семье немецких квакеров, учился в Лейпцигском университете, где в 1931 году вступил в Социал-демократическую партию Германии, а через год – в Коммунистическую. За годы нацистского правления несколько членов его семьи были репрессированы. В 1937 году Фукс защитил диссертацию по физике в Бристольском университете и стал работать в Эдинбурге под руководством бывшего