Читать книгу - "От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Вячеслав Алексеевич Никонов"

они были не только фанатичными поклонниками генерала Анами, но и идейными последователями (как и сам Анами) профессора Токийского университета Хираидзуми, который проповедовал неразрывную связь истории и мифа в судьбе Японии и обязанность подданных хранить Имперский путь, иногда даже против воли самого императора. Хираидзуми был культовой фигурой в ультранационалистических кругах.

План, который шестерка предложила военному министру, был прост: сделать Анами, на тот момент, вероятно, самого могущественного человека в стране, военным диктатором и продолжить войну. Анами уже имел общее представление о намерениях своих «молодых тигров» и раньше, как мы знаем, их не остановил.

Теперь же Такэсита со всей страстью требовал от военного министра отказаться от капитуляции, продолжить войну и отдать приказ Армии Восточного округа о введении военного положения. Полковник Арао пошел в детали:

– Мы пришли именно сейчас, так как считаем, что созрели все условия для государственного переворота. Поскольку в правительстве решили, что Потсдамская декларация должна быть принята, остается единственный выход – сменить правительство. Сделать это надо немедленно. Важнее всего добиться, чтобы новое правительство продолжило вести решающую битву за родину вплоть до последнего японца.

Весь замысел основывался на параграфе императорского указа о военном положении, который разрешал командирам местных гарнизонов в чрезвычайных обстоятельствах объявлять военное положение «временно и без санкции императора». Согласно плану «тигров», Токио подпадал под действие указа, и в нем необходимо ввести военное положение. Императора после этого нужно изолировать от фракции пацифистов (Судзуки, Кидо, Того) и обратиться к нему с просьбой издавать приказы, необходимые для продолжения войны. Переворот может иметь успех только при условии, что свое согласие дадут военный министр, начальник штаба армии, командующий Армией Восточного округа и командующий Императорской гвардией. Для успеха этого плана Анами должен был сказать «да». Заговорщики были уверены, что армия их поддержит.

Анами признался собравшимся, что уже с 9 августа возмущен позицией капитулянтов. Попросил Арао показать ему изложенный на бумаге план и внимательно прочел его в полном молчании.

– Что вы можете сказать о средствах связи? – наконец спросил он.

Арао рассказал, как они планировали изолировать дворец, обрезав телефонные линии и закрыв ворота, захватить радиостанции и установить контроль над прессой. Анами произнес:

– План очень сырой. В отношении дворца план имеет особое значение. Его следует доработать. Я дам вам ответ, после того как обдумаю все ваши предложения.

Но затяжка с окончательным ответом никак не устроила «тигров», собиравшихся выступать уже в полночь. Теперь мятеж откладывался. По крайней мере до завершения заседания кабинета министров, который должен был собраться назавтра в десять утра. Это и станет новым сроком.

Ближе к полуночи Анами попросил оставить его в кабинете наедине с полковником Арао. Анами попросил полковника быть готовым принять участие вместе с ним во встрече с генералом Умэдзу, чтобы вместе обсудить план. Из этого Арао сделал вывод, что Анами готов участвовать в заговоре и взялся уговорить Умэдзу. Полковник поспешил поделиться хорошей новостью с своим коллегами-заговорщиками.

Весь день 13 августа передовая механизированная группа генерал-полковника Плиева успешно развивала наступление. «В скоротечных боях на перевалах Тухум-ордо-даба, Сэрэбейн-даба и в горном дефиле были разгромлены боевые заслоны японцев…

На Калганском направлении наши войска достигли района дислокации основной группировки князя Дэвана… Противник не оказывал достаточно серьезного сопротивления и после коротких схваток продолжал отходить в глубь страны.

Такие острожные и, я бы сказал, робкие действия основной группировки князя Дэвана, прикрывающей столицу Внутренней Монголии город Калган, объяснялись тем, что стремительно наступающие главные силы конно-механизированной группы висели над флангом и тылом вражеских войск, как дамоклов меч. Перспектива борьбы в таких условиях с могучим и прославленным противником не устраивала князя…

Ошеломленные внезапной атакой, дэвановцы оказались смятыми и, неся большие потери, в беспорядке начали отходить по тракту в сторону Калгана… Внезапно налетели наши истребители и обрушили на передовые части армии князя Дэвана мощные огневые удары. Рев моторов наводил ужас на людей и лошадей. Плотная конная масса металась из стороны в сторону, еще больше сбиваясь и уплотняя строй. Обезумевшие кони шарахались, сбрасывали седоков и уносили в степь тех, кто чудом удержался в седле.

Самолеты разметали основную массу дэвановцев. Лишь небольшой части конницы удалось отделиться. Она пыталась спастись бегством в сторону Долоннора.

Корзун приказал батареям нанести по беглецам удар. Одновременно наперерез им устремились наши танки и кавалерия… Пленные – в основном представители племени чахар – смотрели на наших офицеров со сложным чувством внутреннего напряжения, любопытства и страха».

Генерал-полковник Людников рассказывал: «Преодоление Большого Хингана для некоторых частей и соединений армии не обошлось без неприятных приключений. Так, в лабиринте гор запуталась и зашла в тупик дивизия генерала Л. Г. Басанца. Обнаружил ее офицер штаба армии майор Ковалев, совершив полет над горами на По-2. Прошло немало времени, прежде чем дивизия вышла на нужный маршрут.

В течение 12–14 августа японцы предприняли ряд контратак в районах Линьси, Солунь, Ванемяо, Бухеду, но в ответ получили сильные удары. Части 39-й армии заняли города Улан-Хото и Солунь, после чего устремились на Чанчунь».

Сталин же в Москве в очередной раз встречался с гоминьдановской делегацией. Девятый раз, по моим подсчетам. Сун начал с приятного:

– Чан Кайши согласен на признание независимости Монгольской Народной Республики в пределах существующих границ.

Сталин предложил, чтобы Заявление о признании независимости МНР вступило в силу после ратификации Договора о дружбе. Затем опять споры о том, кто будет назначать начальников железных дорог и портов. Компромисс находят на паритете китайского и советского представительства в руководящих органах.

Возникла и еще одна непростая проблема. Молотов поднял вопрос о том, кто будет оплачивать пребывание советских войск в Маньчжурии?

– Китай уже воюет 8 лет, страна разорена и китайскому правительству трудно будет содержать советские войска, – уверял Сун.

– Во всех странах, куда бы ни вступали советские войска, они снабжались за счет этой страны, – заметил Сталин.

– В Китае снабжения и питания не хватает даже китайской армии, и, например, американцы все оплачивают и, больше того, помогают Китаю по ленд-лизу.

– Соединенные Штаты – очень богатая страна. Советское командование в Маньчжурии столкнется с трудностями, связанными с тем, что у него не будет валюты, которая имела бы хождение в Маньчжурии…

Китайская сторона обещала подумать. Времени для раздумий оставалось все меньше – советские войска все дальше продвигались по территории Китая, громя отчаянно сопротивлявшиеся японские армии.

И китайские коммунисты все громче заявляли претензии на свою долю власти в послевоенном Китае. Мао Цзэдун в тот день утверждал: «Чан Кайши неизменно стремится лишить народ малейшей крупицы власти и не упускает ни