Читать книгу - "Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн"

отпугнули сохраняющаяся бюрократическая волокита и правила, запрещающие самозанятость и право их партнеров на труд. Что еще хуже, немецкие профессионалы искали счастья в других местах: в период с 2003 по 2009 год почти 200 тысяч человек покинули страну. Особенно не хватало математиков, ученых и техников. Тысячи мест профессиональной подготовки оставались вакантными. Согласно прогнозу Федерации работодателей, к 2035 году нехватка специалистов достигнет уровня в 4 миллиона человек. Чтобы восполнить этот пробел, немецкие корпорации открыли для себя разнообразие. В 2006 году Daimler (Mercedes), Deutsche Bank и Telecom подписали Хартию разнообразия (Charta der Vielfalt), взяв на себя обязательство создать рабочие места, где уважали бы всех сотрудников, независимо от этнической принадлежности, пола, возраста или религии. К 2013 году к ней присоединилось более тысячи фирм. Вновь обретенная толерантность была делом трезвым: говоря словами хартии, “признание и продвижение этих многообразных потенциалов создает экономические преимущества”46. В совокупности глобализация и нехватка навыков привели к переоценке мигрантов, старых и новых. Вместо того чтобы рассматривать их как дешевый заменитель, в них стали видеть ценный актив, который приносит компании свежий воздух, мобильность и “межкультурную компетентность” и способен открыть двери на новые рынки. Deutsche Telecom, например, ввела международные меню и “приятелей” для иностранных сотрудников, а Ford создал турецкие сети, чтобы привлечь к бренду больше турецко-немецких клиентов.

11 июня 2013 года более двухсот компаний и организаций провели свой первый День многообразия, во время которого их сотрудники могли “на один день почувствовать себя беженцами”, что дало бы им “изменение перспективы, возможность увидеть окружающую среду в новом свете и осознать предрассудки и проблемы”47. Santander Bank даже предоставил сотрудникам, которые вызвались помогать беженцам, оплачиваемый отпуск. Именно на этом фоне теплый прием, оказанный бизнесом беженцам осенью 2015 года, заставил главу Daimler Дитера Цетше мечтать о “следующем немецком экономическом чуде”. Страна, по его словам, не могла позволить себе отвернуться от таких “высоко мотивированных” людей48. Тот факт, что у многих прибывших сирийцев были академические степени, только добавил оптимизма – то, что это были не совсем те навыки, которые необходимы бизнесу, и что многие афганцы не имели их вообще, вскоре усложнило картину49.

Кроме того, этот прием мог способствовать растущему осознанию проблемы беженцев в церквях и гражданском обществе. В 1997 году группа монахинь-бенедиктинок села перед полицейской машиной в Динклаге (Нижняя Саксония), чтобы воспрепятствовать выдворению украинца, ищущего убежища50. К 2012 году около пятидесяти церквей предоставляли церковное убежище. Два года спустя католические церкви в Кёльне начали кампанию “Новый сосед” в помощь беженцам. Прихожане открывали кафе во временных общежитиях.

Для других волонтеров трамплином были заботы о семье и политика. После выхода на пенсию герр Э. сначала заботился о своей теще, страдавшей от болезни Альцгеймера, а затем переключился на помощь беженцам. Фрау Х., пятидесятитрехлетняя учительница, предлагала бесплатные уроки немецкого языка – она была активисткой социал-демократической организации социального обеспечения AWO. Герр И., педагог, работал с молодежью и пожилыми людьми. Именно погром в Ростоке в 1992 году убедил его в том, что важно продемонстрировать свою поддержку просителям убежища. Он присоединился к молчаливому маршу и взял покровительство над легальным беженцем из Африки51. Появлялись новые инициативы на низовом уровне. В Потсдаме в 2002 году граждане инициировали “ужин для всех”, в Дрездене открыли женские кружки и велосипедные курсы. В Берлине в 2014 году молодая пара основала гуманитарный Airbnb для беженцев; с тех пор проект распространился и на другие страны. Берлинский клуб “Сцена за права человека” представил свои “монологи о предоставлении убежища” в восьмидесяти городах по всей стране. Спортивные клубы начали открывать свои двери для беженцев; футбольный клуб SGV Freiberg (недалеко от Штутгарта) мог рассчитывать на поддержку четырех преданных фанатов-барабанщиков из Гамбии52.

Депортации стали объектом ненасильственных протестов после трагической смерти Амира Агиба, суданца, который задохнулся, будучи удерживаемым на борту самолета Lufthansa в 1999 году. Два ответственных за это офицера пограничной службы были приговорены к девятимесячному тюремному заключению условно. “Ни один человек не является незаконным” стало девизом демонстраций в последующие годы. Немецкие активисты творчески адаптировали недавнюю голландскую кампанию и создали собственную национальную авиакомпанию, вызвав замешательство в аэропортах и туристических агентствах. Делая вид, что они проводят опрос для рекламного агентства, активисты спросили пассажиров Lufthansa, ожидающих посадки: соблазнит ли их тридцатипроцентная скидка и дополнительная норма провоза багажа на то, чтобы забронировать место в “депортационном классе” и путешествовать вместе с просителем убежища, получившим отказ? “Если это дешевле, то почему бы и нет?” – отвечали многие. Умные плакаты стыдили авиакомпанию, высмеивая ее логотип: “Аист приносит детей… журавль – уносит”53. Пытаясь минимизировать ущерб для бренда, Lufthansa временно приостановила депортационные рейсы, вынудив город Гамбург нанять чартерный самолет для вывоза турецкой семьи.

Общественная реакция на призыв о помощи в “кризисе” беженцев основывалась на этих давних тенденциях и подняла их на новую высоту. С осени 2015-го по весну 2017 года так или иначе беженцам помогало 55 % населения. Многие жертвовали деньги, еду и одежду, другие писали письма в прессу или собирали подписи в поддержку. Четверть населения были “активными помощниками”, которые сопровождали беженцев к врачам и в официальные инстанции, учили их немецкому языку, помогали с покупками или водили с собой в местный спортивный клуб. В среднем они посвящали этому пять с половиной часов в неделю. 11 % активных помощников взяли отдельных беженцев под свою опеку (став так называемыми Paten, крестными), а 6 % предложили им погостить у них какое-то время. Это впечатляющие цифры для любого исторического воображения.

Большинство волонтеров были новичками: ранее они не общались с беженцами и не занимались никакой другой благотворительной деятельностью. Для этой группы кризис беженцев открыл дверь к волонтерству – к 2017 году половина из этих помощников-новичков перешла к другим общественным инициативам. Однако не менее важным было опытное ядро активных помощников. Большинство из них в прошлом работали волонтерами или организовывали пожертвования на другие цели. И каждый четвертый сам был выходцем из среды мигрантов – намного большая доля, чем в других гражданских инициативах. Часто предыдущие мигранты вели беженцев через кафкианский лабиринт немецкой бюрократии, в котором им самим пришлось учиться ориентироваться54.

Моральный импульс основывался на политике совести, которая делала важным противостояние правым тенденциям, но это не было в первую очередь стремлением искупить преступления нацистов. Подавляющее большинство хотело помочь нуждающимся людям и осуществить социальную справедливость. Интересно, что только четверть добровольцев назвала тяжелое положение самих беженцев своей главной мотивацией. Для вдвое большего числа людей речь шла о будущем их сообщества