Читать книгу - "От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Вячеслав Алексеевич Никонов"

– Хорошо, – только и сказал Сталин.

– Генералиссимус совершенно правильно отметил, что вопрос этот был поднят еще в Тегеране, а потом мы обсудили его снова в октябре 1944 года, – подтвердил Черчилль. – 15 декабря 1944 года я выступил по этому поводу в парламенте. Я разъяснил, что британское правительство симпатизирует советской точке зрения. Единственный вопрос, который возникает, – это юридическая сторона передачи этого района. Советский проект, который здесь представлен, как будто требует, чтобы мы признали, что Восточной Пруссии больше не существует и что район Кёнигсберга не находится под контролем Союзного контрольного совета в Германии. Что касается британского правительства, то мы поддерживаем желание cоветского правительства включить эту территорию в состав Советского Союза. Я это заявляю в принципе. Мы, конечно, еще не рассмотрели точную линию по карте. Но я еще раз заверяю cоветское правительство о нашей постоянной поддержке русской позиции в этой части света.

– Мы большего и не предлагаем, – заметил Сталин, которому большего и не нужно было. – Для нас достаточно, если американское правительство и правительство Великобритании в принципе одобряют это предложение.

– Согласен, – заявил Черчилль.

– Согласен, – подтвердил Трумэн. – Таким образом, мы в принципе соглашаемся с проектом предложения советской делегации.

Так решился важнейший для нас вопрос: о включении в состав СССР Кёнигсберга. Так внешне просто возникла нынешняя Калининградская область.

По следующему вопросу – о Сирии и Ливане – слово сразу взял Черчилль, и последовал его длинный монолог:

– В настоящее время бремя поддержания порядка и мира в Сирии и Ливане целиком упало на наши плечи. Мы сообщили де Голлю, что, как только Франция заключит договор с Сирией и Ливаном, который будет удовлетворительным для этих стран, мы немедленно отведем наши войска. Если бы мы сейчас отвели наши войска, то последовала бы резня французских граждан и небольшого количества французских войск, которые там находятся. Мы не хотели бы, чтобы это случилось, так как это вызвало бы большое беспокойство среди арабов, а это нарушило бы, может быть, мир и спокойствие в Саудовской Аравии и Ираке. Я надеюсь, что мы достигнем если не соглашения, то урегулирования этого вопроса с французами, которое гарантировало бы независимость Сирии и Ливана и обеспечило бы Франции некоторое признание ее культурных и коммерческих интересов.

Ввиду того, что этот вопрос касается только Франции и нас, а также, конечно, Сирии и Ливана, мы не приветствуем предложения о созыве конференции, в которой участвовали бы, наряду с Великобританией и Францией, США и Советский Союз и приняли бы совместное решение. Конечно, если бы США захотели занять наше место, то мы бы только приветствовали это.

– Нет, спасибо, – развеселил участников конференции Трумэн. – Мы считаем, что ни одному государству не должны быть предоставлены преимущества в этих районах. Мы считаем также, что Франция не должна иметь никаких специальных преимуществ перед другими государствами.

Сталин задал уточняющий вопрос:

– Я так понял, что США не признают никаких преимуществ Франции в Сирии и Ливане.

– Да, – подтвердил Трумэн.

– Наша позиция такова, что мы желали бы, чтобы Франция имела там преимущества, потому что мы обещали ей это, когда наше государство было слабо и мы должны были воевать там с немцами, – туманно обозначил свою позицию Черчилль.

Заставив партнеров говорить о чем-то неприятном для них, Сталин удовлетворил свое любопытство:

– Русская делегация благодарит господина Черчилля за информацию и снимает свое предложение.

– Я благодарен генералиссимусу, – произнес премьер-министр.

– Я тоже благодарен, – сказал президент. – Переходим к следующему вопросу – об Иране. У мистера Черчилля имеется предложение по этому вопросу.

– Мы передали делегациям документ по этому вопросу и были бы рады узнать, какова позиция великих держав.

Трумэн заявил:

– Что касается нас, мы уже давно были готовы отвести наши войска из Ирана, но у нас есть там большое количество различных материалов, которое мы хотим использовать для ведения войны на Тихом океане.

– Русская делегация считает, что Тегеран во всяком случае можно было бы освободить, – осторожно предложил Сталин.

Черчилль предложил немедленно отвести войска из Тегерана, а вопрос о дальнейшем выводе войск обсудить в сентябре на Совете министров иностранных дел.

– Не возражаю, – заметил Сталин.

Трумэн обозначил позицию:

– Мы будем продолжать отводить наши войска из Ирана, потому что там есть войска, которые нам понадобятся на Тихом океане.

– Это, конечно, ваше право, – отметил Сталин. – Мы со своей стороны обещаем, что никаких действий против Ирана со стороны наших войск не будет предпринято.

Тут Черчилль поднял вопрос, который назвал процедурным. Он касался приближавшегося дня подведения итогов парламентских выборов в Великобритании.

– Мистеру президенту и генералиссимусу, должно быть, известно, что мистер Эттли и я заинтересованы посетить Лондон в четверг на этой неделе, – слова эти были встречены смехом. – Поэтому нам придется выехать отсюда в среду 25 июля вместе с министром иностранных дел. Но мы вернемся к вечернему заседанию 27 июля или только некоторые из нас вернутся.

Снова смех.

– Поэтому нельзя ли в среду устроить заседание утром?

– Хорошо, – ответил Сталин.

– Можно, – согласился Трумэн.

Черчилль предложил, чтобы министры иностранных дел продолжали встречаться как обычно, только в отсутствие Идена его заменит Кадоган.

– Хорошо, – вновь отозвался Сталин.

«Затем заседание было закрыто, – вспоминал Трумэн, – и в восемь часов вечера я вместе с госсекретарем Бирнсом и адмиралом Леги отправился в резиденцию Черчилля, где мы присутствовали на государственном обеде, устроенном премьер-министром в честь генералиссимуса Сталина и меня».

Черчилль хорошо запомнил свой последний банкет в Потсдаме:

«– Я решил устроить большой прием, пригласив основных командующих, так же как и делегатов. Я посадил президента по правую руку от себя, а Сталина – по левую. Произносилось много речей, и Сталин, даже не позаботившись, чтобы все официанты вышли из комнаты, предложил провести нашу следующую встречу в Токио…

Для разнообразия мы время от времени менялись местами, и президент сейчас сидел напротив меня. Я имел еще одну весьма дружескую беседу со Сталиным, который был в наилучшем настроении и, видимо, не подозревал о той важнейшей информации относительно новой бомбы, которую сообщил мне президент. Он с энтузиазмом говорил о вступлении русских в войну против Японии и, видимо, предвидел еще много месяцев войны, которую Россия будет вести во все больших масштабах, ограничиваемых лишь пропускной способностью Транссибирской железной дороги.

Затем произошло нечто необычайное. Мой могущественный гость поднялся со своего места и с меню в руках стал обходить присутствующих и собирать у многих из них автографы. Мне никогда и в голову не приходило, что я могу его увидеть в роли любителя автографов! Когда он подошел ко мне, я