Читать книгу - "От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Вячеслав Алексеевич Никонов"

Дело в том, что наши позиции в этих вопросах не одинаковы. На нас Италия напала в самый тяжелый момент, когда она нанесла удар в спину Франции. Мы бились против Италии в Африке в течение двух лет, прежде чем Америка вступила в войну, и у нас были большие потери. Мы должны были даже рисковать силами Соединенного Королевства, уменьшить нашу оборону в Соединенном Королевстве для того, чтобы послать войска в Африку.

– Это очень хорошо, но мы сегодня должны ограничиться составлением порядка дня вместе с дополнительными пунктами, – философски заметил Сталин, не желавший начинать конференцию со склоки о судьбе бывших союзников Гитлера. – Когда порядок дня будет установлен, можно будет перейти к обсуждению любого вопроса по существу.

Но Трумэну не терпелось немедленно вступить в бой.

– Целью трех правительств в отношении Италии, – заявил президент, – является развитие ее политической самостоятельности, экономического восстановления и обеспечение для итальянского народа права избирать свою форму правления. Настоящее положение Италии, как совоюющей стороны и как безоговорочно капитулировавшей державы, является аномальным и мешает каждой попытке как со стороны союзников, так и со стороны самой Италии улучшить ее экономическое и политическое положение.

Сталин резко перевел стрелки дискуссии на обсуждение повестки конференции:

– Все-таки хорошо было бы всем трем делегациям изложить все вопросы, которые они считают нужным поставить на повестку дня. У русских есть вопросы о разделе германского флота и другие. По вопросу о флоте была переписка между мною и президентом и было достигнуто согласие. Второй вопрос – это вопрос о репарациях. Затем следует обсудить вопрос об опекаемых территориях.

– Вы имеете в виду территории в Европе или во всем мире? – забеспокоился за свои колонии и подмандатные территории Черчилль.

– Обсудим, – заметил Сталин. – Я не знаю еще точно, что это за территории, но русские хотели бы принять участие в управлении опекаемыми территориями. Отдельно мы хотели бы поставить вопрос о восстановлении дипломатических отношений с бывшими сателлитами Германии. Необходимо рассмотреть также вопрос о режиме в Испании. Мы, русские, считаем, что нынешний режим Франко в Испании навязан испанскому народу Германией и Италией. Он таит глубокую опасность для свободолюбивых Объединенных Наций. Мы полагаем, что было бы хорошо создать условия для испанского народа установить такой режим, какой ему нравится.

Коль скоро западные партнеры хотели обсуждать проблемы в советской сфере влияния, Сталин расширял географию – на зоны интересов Запада.

– Мы только еще обсуждаем, что поставить на повестку дня, – прервал его Черчилль. – Я согласен, что вопрос об Испании должен быть поставлен в порядок дня.

Сталин продолжал сыпать соль на британские раны.

– Затем следует обсудить вопрос о Сирии и Ливане. Необходимо обсудить и польский вопрос в аспекте решения тех вопросов, которые вытекают из факта установления в Польше правительства национального единства и необходимости, в связи с этим, ликвидации эмигрантского польского правительства.

Идея включения польского вопроса в повестку дня возражений не встретила.

– Чем мы займемся сегодня? Будем ли мы продолжать заседание до того, как министры представят нам пять-шесть вопросов? Я думаю, что мы могли бы обсудить вопрос о создании Совета министров как подготовительного учреждения будущей мирной конференции, – Сталин уже ненавязчиво задавал направление работы.

Трумэн и Черчилль согласились.

– Следует обсудить вопрос относительно участия представителя Китая в Совете министров, если имеется в виду, что Совет будет заниматься европейскими вопросами, – Сталин был не в восторге от идеи обсуждать европейские вопросы с правительством Чан Кайши.

– Но Китай будет одним из постоянных членов Совета Безопасности, созданного в Сан-Франциско, – напомнил Трумэн.

Однако президент остался вновь в одиночестве, поскольку Черчилль поддержал председателя Совнаркома.

– Три министра иностранных дел, как было условлено на Крымской конференции, должны были встречаться каждые 3–4 месяца для того, чтобы давать нам советы по целому ряду важных вопросов, касающихся Европы. Наши три министра гораздо легче и плодотворнее смогут выполнить свою работу. Участие представителя Китая в повседневной работе Совета министров лишь осложнит ее. Очень легко создавать организации на бумаге, но если они ничего не дают на деле, то, по-моему, они являются излишними. Разве, например, вопрос о будущей администрации Германии не может быть разрешен нами без участия Китая? Ограничимся в Совете министров тремя министрами.

Сталин предложил разобраться в нагромождении структур – СБ ООН, Европейская консультативная комиссия, предложенные Совет министров иностранных дел (СМИД), мирная конференция:

– Кто же кому будет подчинен?

– Совет министров существует параллельно Совету Безопасности, где участвует и Китай, и параллельно периодическим совещаниям министров и Европейской консультативной комиссии, – высказал свое мнение Черчилль. – Я предлагаю как принцип, чтобы мирный договор был подготовлен пятью главными державами. Но что касается Европы, то европейские проблемы должны быть обсуждены только четырьмя державами, которые непосредственно заинтересованы в них. Тем самым мы не будем нарушать работу Европейской консультативной комиссии и периодических совещаний министров. Обе эти организации могут продолжать свою работу одновременно.

Трумэн смирился:

– Я согласен и не возражаю против исключения из Совета министров Китая. Я понимаю дело так, что этот вопрос надо передать на обсуждение министров иностранных дел.

– Да, правильно, – согласился Сталин.

– Можем ли мы сегодня еще что-либо обсудить? – спросил председатель.

Сталин сказал:

– Поскольку все вопросы будут обсуждаться министрами иностранных дел, нам нечего будет делать.

«Ироничный юмор Сталина часто проявлялся во время встречи», – замечал в связи с этим эпизодом Трумэн.

– Министры должны давать нам для обсуждения три или четыре пункта. Чтобы нам было чем заняться, – внес компромиссное предложение Черчилль.

Трумэн предложил начинать заседания в четыре часа вместо пяти, и партнеры по переговорам подчинились председателю.

– Если это принято, отложим рассмотрение вопросов до завтра, до четырех часов дня, – вознамерился закрыть заседание Трумэн. Но Сталин не дал ему это сделать.

– Отложим. Только один вопрос: почему господин Черчилль отказывает русским в получении их доли германского флота?

Черчилль взорвался:

– Я не против. Но раз вы задаете мне вопрос, вот мой ответ: этот флот должен быть потоплен или разделен.

– Вы за потопление или за раздел? – уточнил Сталин у премьер-министра.

– Все средства войны – ужасные вещи.

– Флот нужно разделить, – предложил Сталин. – Если господин Черчилль предпочитает потопить флот, – он может потопить свою долю, я свою долю топить не намерен.

– В настоящее время почти весь германский флот в наших руках, – успокоил Черчилль.

– В том-то и дело, в том-то и дело, – оставил за собой последнее слово Сталин. – Поэтому и надо нам решить этот вопрос.

Громыко внимательно наблюдал за поведением Сталин на встречах Большой тройки: «Он всегда сидел, внимательно слушал выступающих. Поднимался от стола, только если объявлялся перерыв или заседание уже заканчивалось… Обращало