Читать книгу - "От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Вячеслав Алексеевич Никонов"

– Нет, она мне не нужна.

После этого мы коротко обсудили последние новости с Тихого океана.

Мне нравилось слушать, как он говорит. Но он не очень любил музыку – во всяком случае, ту, что нравилась мне».

На самом же деле тогда, в июле 1945 года, во взаимоотношениях двух лидеров все было не столь однозначно, и дело было вовсе не в музыкальных вкусах. «Трумэн был сердечен, но насторожен, так как Дэвис предупредил, что Черчилль все еще хочет втянуть его в войну с Советским Союзом», – пишет Энтони Бивер. Вначале оба они не очень понравились друг другу. Трумэн 16 июля записал в дневнике: «Он обаятельный и очень умный человек – имея в виду ум в английском смысле слова, не в кентуккийском – лошадином – смысле. Он высказал мне много ерунды о том, какая великая моя страна, и как он любил Рузвельта, и как он намеревается любить меня и т. д.». Столь же неоднозначной была не мемуарная оценка Черчиллем нового американского президента. «Вначале он показался немного туповатым, так как не желал вступать в дискуссии, твердо придерживался своей линии».

О появлении в Потсдаме Сталина в воспоминаниях Трумэна читаем: «Приезд маршала Сталина из Москвы задержался из-за перенесенного им сердечного приступа („heart attack“, можно перевести и как „инфаркт“ – В.Н.) – это был хорошо охраняемый секрет». Если это было так, то секрет был настолько хорошо охраняемым, что о нем не знал никто из ближайшего окружения Сталина и не узнали историки. Зато известно, что задержка была вызвана затянувшимися переговорами с китайским гоминдановским руководством.

Маршал Жуков был среди встречавших советского лидера. «16 июля специальным поездом должны были прибыть И. В. Сталин, В. М. Молотов и сопровождающие их лица. Накануне мне позвонил И. В. Сталин и сказал:

– Вы не вздумайте для встречи строить всякие там почетные караулы с оркестрами. Приезжайте на вокзал сами и захватите с собой тех, кого считаете нужным. Об охране на вокзале позаботится генерал Власик».

На перроне был и адмирал Кузнецов: «За полчаса до прибытия поезда на перроне собрались Г. К. Жуков, А. И. Антонов, А. Я. Вышинский и автор этих строк. Тщательно охраняемый вокзал был пуст. На фоне разрушенных зданий выделялся только что отремонтированный перрон. Мы сидели за небольшим столиком с телефонами, беседовали. Время от времени разговор прерывался: комендант докладывал о движении поезда.

Точно в назначенное время паровоз с несколькими вагонами подошел к платформе. Мы направились к тому вагону, в котором находился И. В. Сталин. Он вышел из вагона. Одет он был в свой обычный серый китель (хотя уже имел звание генералиссимуса), тепло поздоровался с нами».

Жуков тоже встречал Сталина около вагона. «Он был в хорошем расположении духа и, поздоровавшись, сказал:

– Чувствуется, наши войска со вкусом поработали над Берлином. Проездом я видел лишь десяток уцелевших домов.

А затем добавил:

– Так будет и впредь со всеми любителями военных авантюр.

Затем Сталин подошел к группе встречавших и поздоровался коротким поднятием руки, как он всегда это делал, здороваясь с теми, кому не подавал руки. Окинув взглядом привокзальную площадь, медленно сел в машину, а затем, вновь открыв дверцу, пригласил меня сесть рядом».

Сталина и Молотова привезли в отведенный им особняк. «И. В. Сталин обошел отведенную ему виллу и спросил, кому она принадлежала раньше. Ему ответили, что это вилла генерала Людендорфа. И. В. Сталин не любил излишеств в обстановке. После обхода помещений он попросил убрать ковры, лишнюю мебель», – замечал Жуков.

Дэвис хлопотал о встрече Сталина и Трумэна уже вечером 16-го. Советский лидер согласился, но заупрямился президент. Когда поздно вечером Трумэн поменял свое мнение, не захотел встречаться уже Сталин.

Предварительный проговор повестки конференции произошел в ходе встречи Молотова с Иденом в 18.00. Иден был настроен оптимистически.

– Консерваторы, наверное, надеются получить большинство в две трети голосов, – поинтересовался Молотов.

– Консерваторы были бы довольны получить перевес в сто голосов.

Собеседники явно не годились в Кассандры британской внутренней политики.

– Разрушения в Берлине колоссальные, никто до войны не мог себе представить, что так может быть разрушен большой город, – сказал нарком. – Однако немцы это заслужили.

– Согласен, – произнес Иден. – В начале войны Геринг любил посмеиваться над разрушениями английских городов.

– Геринг вел себя в начале войны очень хвастливо, но потом замолчал, не унимался лишь Геббельс, – заметил Молотов.

Договорились провести первое заседание на следующий день в пять вечера и взять за основу тот порядок, который был принят в Ялте. Молотов предложил советский список вопросов, который не вызвал возражений, Иден – английский. Молотов пожаловался на активность в Лондоне эмигрантского польского правительства Арцишевского уже после того, как Лондон признал правительство в Варшаве. Иден в ответ обрушился на Тито, который не выполнял соглашение о создании коалиционного правительства. Затем британский министр заговорил о жалобах турок, заставив Молотова пуститься в пространные объяснения:

– В 1921 году турки воспользовались слабостью советского государства и отняли у него часть Советской Армении. Армяне в Советском Союзе чувствуют себя обиженными. В силу этих причин мы и подняли вопрос о возвращении законно принадлежащих СССР территорий. Что касается вопроса о проливах, то советское правительство давно уже говорит о том, что Конвенция Монтре его не устраивает.

Идена эти аргументы не убедили.

Главным «именинником» в тот вечер был Трумэн. Он дождался того, ради чего откладывал открытие конференции союзников на середину июля. Произошло событие, изменившее мир, пожалуй, сильнее, чем сама Потсдамская конференция. В пустыне Аламогордо в штате Нью-Мексико утром по местному времени Соединенные Штаты взрывали ядерную бомбу.

Место для первого ядерного испытания Оппенгеймер подбирал еще весной 1944 года. Тогда он трое суток проболтался в военном грузовике по пустынным просторам на юге штата Нью-Мексико в компании гарвардского физика-экспериментатора Кеннета Бейнбриджа и нескольких армейских офицеров во главе с начальником службы безопасности Лос-Аламоса капитаном Пиром де Сильва. Ночью спали в кузове, опасаясь гремучих змей. Окончательное слово осталось за Бейнбриджем, который и выбрал участок в 96 км северо-западнее Аламогордо. Мексиканцы называли эту пустыню «Хорнада дель муэрто» – «Смертельный маршрут». Военные разметили квадрат 29 на 38 км и изгнали из него всех фермеров, благо их было немного. И начали строить полевую лабораторию и бункеры для наблюдения за испытанием.

За два дня до испытания Оппенгеймер, Буш, Конант и другие официальные лица прилетели в Альбукерке, где поселились в отеле «Хилтон».

Ближе к вечеру 15 июля начали наползать грозовые облака. Оппенгеймер подъехал к башне, на которой был установлен утыканный детонаторами металлический шар с ядерным зарядом.