Читать книгу - "От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Вячеслав Алексеевич Никонов"

с целью укрепления там просоветских сил. Не исключалась и возможность применения там Москвой военной силы, особенно по мере уменьшения американского военного присутствия в Старом Свете. В этой связи отмечалась ключевая роль Великобритании, которая становилась «европейской душой для кучки сравнительно маломощных стран, возможно, еще готовых сражаться с нами против России». Отсюда следовал вывод о необходимости всемерной поддержки Британской империи в Турции, Средиземноморье и в других регионах.

В Азии, считали американские военные аналитики, возможности военного отпора «советской экспансии» ограничены, ей трудно будет противостоять в Иране. СССР способен легко захватить Монголию, Маньчжурию и Корею, одержать верх в борьбе за влияние в Китае. Сделав все это, СССР посягнет на Западное полушарие.

На основании этого анализа рекомендовалось оказывать решительное сопротивление советским притязаниям в Турции и Иране, распространению советского военного присутствия на Японские острова, Тайвань и континентальный Китай к югу от Янцзы. И, конечно, США должны «противодействовать, если необходимо – с использованием военной силы, любой дальнейшей экспансии России на западноевропейском направлении». Этот рабочий документ интересен, пожалуй, как ранний набросок будущей стратегии сдерживания.

Рекомендации аналитиков Комитета начальников штабов предусматривали продолжение «торга» по вопросу западной границы Польши – ввиду ее вероятной просоветской ориентации – и отклонение предложения Москвы по интернационализации Рура, что было чревато допуском России к западноевропейским делам.

В докладе Управления стратегических служб, посвященном целям США на Дальнем Востоке, ставилась задача создания там нового противовеса СССР вместо Японии. И противовес этот виделся не в последнюю очередь в Китае. Поэтому предлагалось добиваться от СССР «модификации в пользу Китая (и других стран)» ялтинских договоренностей, трактуя «интернационализацию» Дальнего Востока в духе «открытых дверей», а «совместное управление» железными дорогами как управление на равных долях. В том же ключе были выдержаны и рекомендации Гарримана, переданные им президенту уже в Потсдаме.

Впрочем, роль Гарримана постепенно падала. Его, человека деятельного и амбициозного, уже тяготила должность посла, в которой он видел исполнение обязанностей скорее посыльного и аналитика. И он не видел больших перспектив в развитии отношений с СССР. Сильно не понравилось Гарриману и назначение госсекретарем Бирнса. Гарриман чувствовал, что его отодвигают от принятия решений: он обнаружил, что в Потсдам его даже не собирались приглашать. Ему пришлось специально просить госсекретаря включить его в состав американской делегации. Бирнс с Гарриманом практически не консультировался, и дипломат с самым большим опытом общения с советским руководством вдруг стал простым наблюдателем. Еще до окончания Потсдамской конференции Гарриман обратится к Трумэну с просьбой об отставке после окончания войны с Японией.

В американскую делегацию не вошел и Гарри Гопкинс, только что успешно проведший переговоры со Сталиным. Объяснением стала его болезнь. Гопкинс действительно был болен, но вряд ли это стало главной и единственной причиной его отсутствия.

Общий настрой американской делегации в Потсдаме, по словам Дэвиса, определялся не желанием найти справедливое общее урегулирование, а стремлением «„объегорить“ партнера или послать его к черту».

Трумэн подробно опишет свое путешествие в Германию. «Русские были слегка медлительны с допуском наших передовых групп в Берлин для необходимой подготовительной работы, но как только они туда приехали и проверили предназначенные для нас места размещения, то доложили, что те полностью удовлетворительны… 6 июля, в день моего отъезда в Потсдам, у меня был необычайно длинный список посетителей, включая нескольких членов Конгресса и правительственных чиновников, а также французского посла Анри Бонне».

Панические настроения сенаторов, с которыми президент встретился перед отъездом, он резюмировал в дневнике: «Франция может стать коммунистической так же, как Германия, Италия и Скандинавия… Есть большие сомнения, что Англия окажется здравомыслящей… Все они уверяли меня, что европейский мир приближается к концу». Трумэн счел, что он напрасно потратил время на эту встречу, что пессимизм сенаторов не имеет под собой оснований. «Европа часто бывала разрушенной за последние две тысячи лет и всегда восстанавливалась лучше или хуже, чем была, кому как больше нравится, так что их ораторство на меня не произвело впечатления».

Вечером на южной лужайке Белого дома состоялся концерт оркестра военно-воздушных сил.

«Среди гостей были члены Кабинета и другие правительственные чиновники, и лишь немногие из них знали, что через несколько часов я уезжаю. Я выехал из Белого дома на автомобиле до Юнион-Стейшн и сел на поезд до Ньюпорт-Ньюса, штат Виргиния, где меня ждал тяжелый крейсер „Августа“, который и должен был доставить меня в Европу.

Никаких публичных объявлений об отъезде не делалось по очевидным соображениям безопасности. Специальный поезд, подготовленный для президентской команды из 53 помощников, советников, сотрудников пресс-службы и вспомогательного персонала, прибыл к причалу „Августы“ в Ньюпорте чуть раньше шести утра 7 июля».

Трумэн отбыл из Ньюпорта (Виргиния) на борту крейсера «Августа» в сопровождении тяжелого крейсера «Филадельфия».

Президент побаивался предстоявших переговоров, имея в виду почти полное отсутствие у него дипломатического опыта. Он очевидно нервничал. «Я не хотел бы никуда уезжать, – писал он накануне отъезда матери и сестре, – но я сделаю это. Да к тому же ничего уже нельзя остановить». С борта корабля Трумэн подтверждал супруге: «Мне просто ненавистно это путешествие, оно хуже, чем всё, с чем я когда-либо сталкивался». А в другом месте: «…Как мне ненавистна эта поездка. Но я должен ее совершить – победить, проиграть или потянуть время. Но мы должны выиграть».

Чего же Трумэн хотел в первую очередь добиться, отправляясь за океан? В мемуарах он отвечал: «Конечно, моей непосредственной целью было как можно скорее привлечь русских в войну против Японии, но главной моей задачей было наладить рабочие отношения для предотвращения очередной мировой катастрофы».

На корабле в компании Бирнса и Леги президент интенсивно входил в проблематику конференции, готовя письменно свои позиции по всем обсуждавшимся вопросам. Но нельзя сказать, что работа его полностью поглощала. Каждый день в 10.30 он посещал церковную службу, затем на палубе беседовал с помощниками, после обеда спал, каждый вечер в каюте Бирнса крутили кино, а на борту играл джазовый оркестр. «Филадельфия» шла впереди, сглаживая путь в бурном море, чтобы избавить пассажиров от морской болезни.

На восьмой день пути – 14 июля – вошли в Ла-Манш, где «Августу» встретили легкий крейсер «Бирмингем» и шесть эсминцев, которые сопроводили ее вдоль южного побережья Англии. «На следующее утро, в воскресенье, я встал пораньше, чтобы посмотреть на сотни безумно восторженных бельгийцев и голландцев, которые толпились в маленьких городках вдоль устья Шельды и приветствовали наши корабли, когда мы проходили мимо».

Миновав Ла-Манш, «Августа» 15 июля причалила в порту Антверпена, где Трумэна встречала большая американская делегация, в составе