Читать книгу - "Леон Боканегро - Альберто Васкес-Фигероа"

хотя и обливаясь потом и оставаясь скованными цепями, стало, без сомнения, последним из «удовольствий», которые выпали на долю почти всех членов экипажа старой «каракки». Ведь можно было представить, что эта горстка дряблых пальм, эти пыльные кустарники и этот жалкий лужок мутной воды отмечали границу между «обитаемым» миром и настоящим адом.

Тем не менее, отдых оказался далеко не идеальным. На закате третьего дня Марбрук выбрал единственного безусого среди пленников – юнгу, который за всю свою жизнь не делал ничего, кроме как складывал и чинил паруса. Он приказал своим людям привязать его к пальме, а затем, с явной гордостью выставив напоказ свой огромный половой орган, жестоко изнасиловал его под смех и насмешки своих подчиненных.

Крики бедного мальчика могли бы тронуть даже камни в пустыне, но, казалось, они только разожгли похоть остальных фенеков, которые с удовольствием завершили начатое их главарем. К рассвету следующего дня несчастный юнга умер от кровопотери.

В тот день Леон Боканегра пришел к выводу, что видел в этом мире уже все. Однако время позаботилось о том, чтобы доказать ему обратное.

V

Эметерио Падрон окончательно перестал считать. Скорее всего, в последний раз он пересчитывал себя самого, прежде чем издать последний вздох, хотя, вероятно, уже не имел ни малейшего понятия о том, сколько товарищей ушли до него и кто из оставшихся будет в силах дойти до конца.

Месяцы назад они утратили ощущение времени, направления и даже пространства, а лучший доказательство того, что мир утратил свой смысл, наступило в тот момент, когда они достигли своей цели.

Её не существовало.

– О боже всех святых!

– Что это такое?

– Куда нас привели?

Это место, без сомнения, было краем вселенной.

Абсолютной пустотой.

Безграничным ничто.

То, что открывалось перед глазами неверящих пленников, безусловно, было морем. Но не обычным морем, а обширным морем, которое миллионы лет назад, вероятно, омывало эти земли, но теперь оно стало мёртвым и окаменевшим, превратившись в блестящую белую корку, которая сияла под солнцем, как самый отполированный из зеркал.

Пустыня песка и камней, через которую они добрались, тянулась на запад, но на севере, юге и востоке уже нельзя было различить горизонт, так как свет, отражавшийся от миллиардов песчинок соли, был настолько ослепителен, что его блеск не давал смотреть, даже если прищуриться.

Яркое сияние составляло единственный пейзаж, и его мощная сила, казалось, соперничала только с горячим ветром, который уносил далеко сухой жар, обжигающий кожу.

Им пришлось ждать до заката, пока солнце не пересекло их головы, удлиняя до бесконечности их тени на белоснежной равнине. Тогда Леон Боканегра осознал, куда они прибыли и чего, видимо, от них хотят.

– Думаю, они хотят, чтобы мы добывали соль из этих солончаков.

– Что ты сказал? – изумился Фермин Гаработе.

– Похоже, нас привели сюда, чтобы мы работали там.

– Но что это за безумие? – почти всхлипнул Диего Кабрера. – Как они представляют себе, что мы сможем выжить в таком пекле?

Их капитан лишь указал на два крошечных пятна на горизонте.

– Они выживают, – пробормотал он.

– Но это не могут быть люди.

– Это люди.

С наступлением темноты их заставили двигаться вдоль окаменевшего моря, которое вскоре скрылось во мраке, пока они не добрались до возвышенности, где возвышался некий форт, построенный из огромных соляных блоков, внутри которого их ждала дюжина фенеков.

Их заперли в тёмной темнице, пропитанной запахами мочи, экскрементов и смерти, а на рассвете следующего дня появился волосатый и чудовищный человек. Его кожа напоминала миллион раз дубленую кожу, один глаз был абсолютно белым, а другим он едва различал тени.

Он с трудом говорил на португальском и испанском, как будто почти забыл оба языка, и все опасались, что в любой момент он может перестать говорить вовсе.

– Меня зовут Леандро Данташ, я из Коимбры, – едва слышно прошептал он. – Мне жаль, что вы здесь. Мне жаль от всей души.

Он замолчал, чтобы перевести дыхание, опустился в угол и ждал, пока все собравшиеся подойдут ближе, так как его хриплый голос не мог достигать даже метра.

Через некоторое время он продолжил:

– Меня заставили прийти, чтобы объяснить вам, в чём состоит ваша работа, и предупредить, что все попытки побега бесполезны.

– Никто никогда отсюда не сбегал?

– Нет, насколько мне известно. – Португалец сделал паузу. – Многие пытались, но никому не удалось. Это конец, – добавил он почти всхлипывая. – Конец всех дорог!

– И что же именно мы должны делать там?

– Вырубать «блоки» соли, – ответил он с трудом. – Вам устанавливают норму, и если вы её не выполняете, вас бьют до потери сознания. – Он поднял обноски, чтобы все присутствующие могли увидеть глубокие шрамы на его груди и спине. – Они ублюдки! – пробормотал он. – Садистские ублюдки!

Повисла тишина, такая густая, что её можно было резать ножом. Вид искалеченного тела вызвал ужас, и наконец перепуганный помощник капитана прошептал:

– Если никто не может сбежать, лучше умереть…

– Это решение каждый принимает сам, – спокойно ответил человек, похожий на ходячий труп. – Те, кто пришли со мной, уже давно покончили с собой.

– Самоубийство – это смертный грех, – убеждённо заявил Фермин Гаработе. – Это значит обречь себя на ад на всю вечность.

Можно было заметить, как на почти невидимых губах Леандро Данташа мелькнула ироничная усмешка:

– Ад? – повторил он. – Ты уже в нём, и единственный выход – это самоубийство. Я же каждый день жалею, что не сделал этого. – Он наклонился вперёд, словно пытаясь разглядеть лица собравшихся. – Но если кто-то предпочитает ждать, ему нужно привыкнуть работать ночью, спать днём и всегда завязывать глаза тряпкой. Глаза – это первое, что разъедает соль.

– Боже, помоги нам! – воскликнул чей-то голос. – Нам понадобится чудо, чтобы выжить.

– Здесь Бог никогда не появлялся, – заключил португалец. – И чудес не случалось.

Он замолчал, будто усилие отняло у него последние силы. Он плакал, но было невозможно понять, было ли это от боли или от жжения соли в глазах.

Даже те, кто пересёк пустыню, не верили, что человеческие страдания могут достигать таких глубин. Леандро Данташ, некогда сильный человек, превратился в обломок, последний шаг в бездну отчаяния.

Единственным чудом в этих солончаках было то, что такие истощённые существа продолжали дышать. Когда он закашлялся, выплюнув густую струю крови, Леон Боканегра понял, что соль поразила не только его глаза, но и лёгкие.

В течение более десяти минут португалец оставался неподвижным, свернувшись калачиком и прижав лоб к костлявым коленям, будто спал или находился без сознания. Всё это время никто не делал ничего, кроме