Читать книгу - "От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Вячеслав Алексеевич Никонов"

США заверили, что готовы поддерживать китайскую сторону в смягчении для них ялтинских условий. Это придавало дополнительную уверенность и жесткость Сун Цзывеню, который занимал тогда два поста: председателя Исполнительной палаты – в этом качестве и вел переговоры в Москве – и министра иностранных дел. Вашингтон стал, по сути, третьей стороной переговоров. Сун ежедневно докладывал о ходе переговоров Гарриману, а тот – Трумэну, который подтверждал: «Поскольку вступление России в войну во многом зависело от исхода переговоров между Сталиным и министром иностранных дел Китая Суном, я попросил посла Гарримана внимательно информировать меня о ходе переговоров, которые планировались в Москве…

С 1 по 13 июля Гарриман ежедневно беседовал с Суном, который докладывал ему все подробности своих переговоров со Сталиным и Молотовым. Телеграммы от Гарримана приходили мне на американский крейсер „Огаста“, на котором я отправился на Потсдамскую встречу». Президент США подталкивал китайцев к неуступчивости, но не к срыву переговоров.

Сталин и Молотов хорошо понимали, что гоминдановский Китай находился в зависимости от Соединенных Штатов, а потому добивались максимального расширения сферы советского присутствия и влияния на Дальнем Востоке, чтобы не допустить установления там безраздельной американской гегемонии взамен японской.

На переговорах у Сталина и Молотова были серьезные козыри. Во-первых, КПК, контролировавшая прилегавшие к Монголии северные территории. Во-вторых, уйгурское сепаратистское движение в Синьцзяне, во многом контролируемое из Кремля. Наконец, запланированное участие СССР в войне с Японией со вступлением войск в Маньчжурию. Советская дипломатия твердо наращивала давление, добиваясь от Чан Кайши согласия рассматривать Москву как гаранта безопасности Китая перед лицом вероятного возрождения японского милитаризма после войны.

Китайскую делегацию со всеми почестями встретил Молотов 29 июня. Переговоры со Сталиным начались на следующий день.

– Одним из завещаний Сунь Ятсена было установление хороших дружественных отношений с Советским Союзом, – уверил Сун Цзывэнь.

– Раньше в России царское правительство стремилось к разделу Китая. Теперь у власти в России стоят новые люди, уважающие целостность и суверенитет Китая, – подтвердил Сталин.

Но когда переговоры – уже по существу – продолжились 2 июля, стало ясно, что из всего ялтинского соглашения Молотова – Гарримана китайской стороне понравилась только передача Москве Курильских островов.

Первым крупным камнем преткновения стала Монгольская Народная Республика, само существование которой китайская сторона просто не признавала. Сун уверял:

– Чан Кайши сказал, что вопрос о Внешней Монголии не может быть разрешен в настоящее время. Мы считаем необходимым оставить этот вопрос открытым и вообще не намерены поднимать его в настоящее время.

Сталин парировал:

– Внешняя Монголия занимает специфическое географическое положение, благодаря которому японцы всегда могут опрокинуть позиции Советского Союза на Дальнем Востоке. Японцы пытались до войны прорваться в район Халхин-Гола, если у Советского Союза не было бы юридического права защищать территорию Внешней Монголии. Идет ли речь о Порт-Артуре, о КВЖД, о Южном Сахалине, о Внешней Монголии – во всех случаях Советский Союз имеет в виду одну цель – усиление стратегических позиций Советского Союза как вероятного союзника Китая в войне против Японии.

– С точки зрения Китая, это пока непреодолимая проблема, – сопротивлялся Сун.

– Монголы сами не хотят быть в составе Китая, – уверял Сталин.

– Китай не ставит сейчас вопрос о Внешней Монголии.

– МНР хочет сейчас определить окончательное свое положение.

– Дело в том, что вслед за предоставлением независимости Монголии сразу встанет вопрос в отношении Тибета.

Сталин настаивал:

– Разрешая вопрос о Внешней Монголии, мы имеем в виду цели обороны, так как с территории МНР японцы легко могут перерезать Сибирскую железную дорогу в районе Читы, и весь Дальний Восток может попасть в руки японцев.

Разногласия по порту Дальний (Дайрену) оказались не менее принципиальными.

– Советский Союз будет располагать большими правами на китайской территории, чем китайцы, – возмущался Сун. – Администрация Дайрена должна быть китайской. В Дайрен, крупнейший порт, ведет КВЖД. Кто же является собственником КВЖД?

– Тот, кто ее построил, – отвечал Сталин. – До выкупа собственником дороги является Советский Союз, потом этим собственником становится Китай.

– Китайские вложения составляют очень небольшую часть, – подтвердил Молотов.

– Не предполагает ли маршал Сталин использовать указанные дороги для переброски войск?

– Не боится ли господин Сун, что Советский Союз захватит Пекин?

– Нет. Но у Советского Союза и Китая уже был в прошлом опыт с иностранными войсками.

Не все просто оказалось и с оговоренным в Ялте статусом Порт-Артура.

– Чан Кайши считает, что в отношении Порт-Артура и КВЖД хорошо было бы установить срок в 20–25 лет, – говорил Сун.

Глава советского правительства не соглашался:

– Этот срок очень мал, нужно учитывать, что в Порт-Артуре следует построить базу, оборудовать порт и для этого необходимо время.

Еще одним серьезным камнем преткновения стала китайская компартия. Сталин интересовался, думает ли Гоминьдан привлечь ее представителей в правительство.

– Китайские коммунисты – неплохие патриоты, – заметил Сталин. – В Китае должно существовать одно правительство с преобладающим в нем влиянием Гоминьдана, но одному Гоминьдану трудно справляться с нынешней ситуацией в Китае.

– Поскольку Гоминьдан хочет играть в стране руководящую роль, то он не желает организации коалиционного правительства, – последовал ответ.

Американцы только подливали масла в костер разногласий.

4 июля Трумэн поручил госсекретарю Бирнсу проинформировать Гарримана о том, что «Соединенные Штаты не желают выступать и качестве посредника по трактованию какого-либо пункта ялтинских соглашений во время нынешних дискуссий в Москве. Однако Гарриману было сказано, что он может „неофициально“ подтвердить Суну свою позицию, что в той мере, в какой это касается Соединенных Штатов, толкование формулировки ялтинского решения, затрагивающего статус Внешней Монголии, не обсуждалось и что в отсутствие такого обсуждения общепринятое значение слов в письменном виде заключается в том, что нынешний фактический и юридический статус Внешней Монголии должен быть сохранен.

„Только для вашей информации, – завершалось послание Гарриману, – статус-кво, как мы его понимаем, заключается в том, что, хотя де-юре суверенитет Внешней Монголии остается за Китаем, де-факто этот суверенитет не осуществляется. Правительство Соединенных Штатов Америки в соответствии с Договором девяти держав от 1922 года всячески воздерживалось от каких-либо указаний на то, что оно рассматривает внешние владения Китая, такие как Внешняя Монголия, в ином статусе, чем остальная часть Китая“».

Шестого июля Гарриману было поручено сообщить и Сталину, и Суну, что правительство США, будучи участником Ялтинского соглашения, ожидает информацию о договоренностях до заключения окончательного соглашения между ними. «Кроме того, мы предложили в соответствующее время дать ясно понять советскому и китайскому правительству, что мы ожидаем гарантий того, что любые договоренности, заключенные между правительствами Советского Союза и Китая, будут включать право равного доступа граждан всех миролюбивых