Читать книгу - "От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Вячеслав Алексеевич Никонов"

не стало достоянием гласности. «Публикация Вашего послания, – писал британский премьер Трумэну, – приведет к свержению де Голля, который после пяти долгих лет испытаний является, в чем я убежден, злейшим врагом Франции в обрушившихся на нее бедах… и одной из величайших опасностей миру в Европе». Впрочем, Черчилля больше волновал конфликт с де Голлем в странах Леванта, чем в Северо-Западной Италии.

В тот же день – 6 июня, когда письмо Трумэна было послано де Голлю, Бидо пожаловался Грю, что сам он считал французское вторжение в Италию не только беззаконием, но и глупостью…

– Я родился неподалеку от тех мест. Свет на них клином не сошелся.

8 июня в Вашингтон пришел удивленно-возмущенный ответ де Голля. Разве американские войска не стоят в одном строю с дружественными им французскими частями? Почему союзники хотят изгнать Францию из этого региона? Но насколько бы ни было это требование несправедливым и неприемлемым, Франция это переживет: «В любом случае я готов дать Вам удовлетворение, насколько это возможно для нас. Завтра утром генерал Жуэн прибудет в штаб-квартиру фельдмаршала Александера для проведения переговоров в самом широком аспекте для решения проблемы».

В воспоминаниях де Голль напишет: «Я не стал делать трагедии из послания Трумэна. Мне показалось более уместным добавить несколько капель масла для более гладкой работы механизма франко-американских отношений в условиях, когда англичане дали официально знать о своей готовности применить силу против французских войск в Сирии. Я ответил президенту, что „ни в приказах французского правительства, ни в приказах генерала Дуайена не содержалось, естественно, намерения силой воспротивиться присутствию американцев в альпийской зоне, что в этой зоне находятся одновременно и американские и французские войска, которые, как и повсюду, живут в товарищеском согласии“. Вопрос заключался не в сосуществовании французов и их союзников, а в „вытеснении французов союзниками с территории, которая была отвоевана нашими солдатами у немецких и итало-фашистских войск и где к тому же многие деревни заселены лицами французского происхождения“».

Несколько дней спустя было достигнуто соглашение о выводе всех французских войск из Италии к 10 июля. После чего американское правительство возобновило поставки военного снаряжения во Францию.

Но это вовсе не было концом этой истории. Де Голль добился своего. Читаем его мемуары: «В конечном итоге проблема разрешилась так, что мы стали обладателями того, к чему стремились. Правда, в проекте соглашения, разработанном штабом Александера и генералом Карпантье, который представлял Жуэна, предусматривался поэтапный отвод наших войск к границе 1939 года. Но, за исключением положений, касающихся долины Аосты, которую мы решили за собой не оставлять, я отверг данный проект, согласившись лишь на доступ в спорные коммуны небольших союзнических отрядов при условии их полного невмешательства в административные дела. Что касалось итальянских войск, то я потребовал, чтобы они держались от данного района подальше. Следует сказать, что, пока шли переговоры, мы осуществляли политику свершившихся фактов».

А в Ливане между тем ситуация резко обострилась. Вину за это де Голль возложил однозначно на Великобританию и ее ставленников: «28 мая в Дамаске все наши посты были атакованы бандами мятежников и отрядами сирийских жандармов, вооруженных автоматами, пулеметами и гранатами английского производства. Целые сутки в Дамаске шла перестрелка».

По словам Черчилля, все было иначе. Сирийское правительство сообщило в Лондон, что «не в силах справиться с событиями и не может больше нести ответственность за внутренний порядок. Французы открыли артиллерийский обстрел в Хомсе и Хаме. Французские броневики разъезжали по улицам Дамаска и Алеппо. Французские самолеты летали на небольшой высоте над мечетями в час молитвы, на крышах зданий устанавливались пулеметы. Примерно в 7 часов вечера в Дамаске завязались ожесточенные бои между французскими войсками и сирийцами, продолжавшиеся несколько часов – до глубокой ночи. Французская артиллерия открыла огонь, вызвавший большие людские потери и причинивший серьезный материальный ущерб».

Бои продолжались. Де Голль утверждает: «На следующий день, 29 мая, выяснилось, что французы выстояли, а крепко потрепанным мятежникам пришлось укрыться в общественных зданиях: парламенте, городской ратуше, полицейском управлении, дворце, сирийском банке и т. д. Чтобы полностью покончить с беспорядками, генерал Олива-Роже, французский представитель в Сирии, отдал приказ подавить эти центры восстания. За сутки наши сенегальцы и несколько сирийских рот справились с заданием, использовав при этом всего два орудия и один самолет».

Действительно, как зафиксировали очевидцы событий с сирийской стороны и историки, около шести вечера в Правительственном дворце в центре Дамаска услышали звуки артиллерийских залпов. Перебив охрану, французские войска заняли здание парламента, окружили Правительственный дворец и начали обстреливать его из орудий. Французы отключили электроснабжение Дамаска, и город погрузился во тьму. Уничтожение артиллерией правительственных зданий и домов известных политиков, жилых кварталов продолжалось всю ночь.

На следующий день президент аль-Куатли перенес свою штаб-квартиру в Салихию (пригород Дамаска), где к нему присоединилось большинство министров. Атаки французов становились все более ожесточенными. Теперь они обстреливали жилые кварталам Дамаска зажигательными снарядами, что вело к массовым пожарам. Депутат сирийского парламента и министр финансов Халид аль-Азм вспоминал: «От зрелища распространяющегося огня жителей города охватил ужас. Снаряды продолжали падать, а пожарные бригады не тушили пожары, потому что французские солдаты не давали им выполнять свой долг».

Из своей временной резиденции аль-Куатли обратился к британскому правительству как гаранту сирийской независимости с официальной просьбой о вмешательстве.

А вот интерпретация де Голля: «К вечеру 30 мая французские власти овладели ситуацией, а сирийские министры погрузились в автомашины британской миссии и предпочли поискать убежище вне столицы. В течение трехнедельного мятежа англичане оставались ко всему происходящему безучастными. В Каире сэр Эдвард Григг, их министр без портфеля, ведавший британскими делами на Ближнем Востоке, и генерал Пэйджет, их главнокомандующий, не подавали признаков жизни. В Леванте генерал Пиллоу, командующий IX-й британской армией, вполне мог бы пригрозить бунтарям использованием вверенных ему вооруженных сил, но даже пальцем не шевельнул. Лондон хранил молчание…

Мы, кстати, и не добивались от них активных действий. Но как только они увидели, что мятеж провалился, их поведение изменилось коренным образом. Перед Францией встала на дыбы извергающая угрозы Британия.

Вечером 30 мая Черчилль, в присутствии Идена, вызвал нашего посла Массигли. Не иначе как для важного сообщения! Устами премьер-министра британское правительство требовало от французского правительства прекращения огня в Дамаске и заявляло, что в случае продолжения боев войска Ее Величества не смогут оставаться в роли пассивных наблюдателей…

Несмотря на обуревавшее мою душу чувство негодования, я счел целесообразным отдать приказ приостановить огонь, если, конечно, таковой еще велся, и, оставаясь на занятых позициях, не препятствовать передвижению войск, которое может быть предпринято английской