Читать книгу - "Белые русские – красная угроза? История русской эмиграции в Австралии - Шейла Фицпатрик"

летний лагерь». Спустя много лет мемуаристы с восторгом описывали, как ставили палатки в джунглях, как любовались экзотической флорой и фауной, плавали в теплом море, смотрели фильмы, предоставленные IRO. А еще танцевали по вечерам под музыку бывшего полицейского оркестра шанхайской Французской концессии, сорок пять участников которого вместе с дирижером оказались среди беженцев и жили в «Квартале музыкантов» нового поселения на острове. В составе группы, приплывшей на Тубабао, были и члены многочисленных русских скаутских организаций Шанхая (они поселились в «Скаутском квартале»), скаутские игры стали главным развлечением молодежи: в итоге в отряды записалось около 400 мальчиков и девочек, а среди скаутмастеров были Михаил Плеханов и Анатолий Коновец (оба со временем станут видными деятелями русского скаутского движения в Австралии)[482].

Но не все 5 500 русских, вывезенных из Шанхая на Тубабао в первые месяцы 1949 года, были молоды. Напротив, в составе группы оказалось куда больше людей старше сорока лет, чем IRO и национальные отборочные комиссии были готовы принять для переселения в Европу. Индексы трудоспособности тоже оказались значительно ниже того уровня, которого ожидали от потенциальных иммигрантов австралийские отборочные комиссии, а еще среди беженцев были проститутки, наркоманы и алкоголики. Из старшего поколения многие в прошлом были «белыми воротничками» и не желали заниматься тяжелым физическим трудом, хотя готовность к нему не только считалась желательной с точки зрения вероятности получить статус мигранта, но и была чрезвычайно востребована для обустройства лагеря на острове. «Эта группа из-за ее состава и из-за прошлого ее участников стала одной из самых трудных для IRO, – так писал официальный историк этой международной организации. – Пожилые члены группы все еще лелеяли надежду на победное возвращение в Россию; и очень многие держались за идею, что, раз они раньше всех бежали от большевиков, значит, весь мир перед ними в долгу»[483].

В группу каким-то образом просочилось несколько человек с просоветскими взглядами[484], но в целом в русской общине на Тубабао подавляющее большинство придерживалось антикоммунистических убеждений, чего и следовало ожидать, учитывая, что отбором кандидатов занимался Русский эмигрантский комитет. Что характерно, антикоммунисты разбились на политические фракции – главным образом, на монархистов и солидаристов, то есть сторонников эмигрантской организации НТС (антисоветской, но не монархической). У НТС был на острове свой официальный представитель – Анатолий Коновец из Тяньцзиня, по подписке можно было получать энтээсовский журнал «Посев». В дальневосточной прессе иногда писали, что Тубабао сделался средоточием «интриг и махинаций Ватикана и американских разведслужб», а Бологова и его сотоварищей называли «агентами гоминьдановской разведки». Независимо от того, был ли связан Бологов с какой-либо разведкой или нет, он сделался постоянным раздражителем для IRO из-за стремления всюду насаждать свои порядки и из-за упорной привычки писать иностранным правительствам и международным организациям петиции и обличительные доносы. Он «постоянно пытался управлять лагерем по своему усмотрению и всячески противодействовать начальнику лагеря, капитану Кумзу», – жаловался один сотрудник IRO[485]. Другим источником постоянного беспокойства был архиепископ Иоанн. Он прибыл на остров в апреле 1949 года с группой русско-китайских сирот без каких-либо документов, а в июле просто бросил их одних, уехав с Тубабао, чтобы убеждать США принять русских иммигрантов[486].

Поскольку Тубабао был лишь промежуточным пунктом, IRO нужно было найти для русских какую-то страну, которая дала бы им постоянное пристанище как иммигрантам. Австралия поначалу не проявляла к ним никакого интереса, тем более что в министерстве иммиграции были большие сомнения относительно моральной устойчивости шанхайских русских. Вплоть до середины января 1949 года официальная политика страны не разрешала прием русских или русскоязычных евреев из Шанхая сверх символического количества; и потому Австралия наотрез отказалась предоставлять шанхайским русским даже временное убежище. Однако во внутренней политике произошел внезапный поворот, ставший потрясением для министерства иммиграции, и 15 февраля 1949 года в Канберре было объявлено о решении принять неопределенное количество русских шанхайцев в качестве постоянных иммигрантов[487]. Так Австралия стала первой – а на некоторое время и единственной – страной, которая сделала этим беженцам заманчивое предложение[488]. Притом что причины, стоявшие за изменением иммиграционной политики, остались неизвестными, вероятными факторами перемен могло стать давление со стороны США и IRO. Безусловно, сильной рекомендацией оказались твердые антикоммунистические убеждения беженцев; а учитывая известное нежелание Австралии принимать мигрантов-евреев, легко догадаться, что отсутствие евреев в составе собравшейся на Тубабао группы тоже было встречено молчаливым одобрением австралийцев.

После того как Австралии так успешно выкрутили руки, в марте 1949 года она отправила на Тубабао отборочную комиссию, которую возглавлял Б. К. Лори, представитель министерства иммиграции. Комиссия получила четкие указания: набирать одиноких мужчин моложе 45 лет (позже возрастной порог подняли до 50 лет), одиноких женщин моложе 35 лет и бездетные супружеские пары не старше 45 лет при условии, что они согласятся работать порознь. Избранники должны были принадлежать к европейской расе, евреи не приветствовались. («Ввиду того, что эвакуированным евреям предоставляет убежище Израиль, – докладывал Лори, – евреи не подлежали отбору, за исключением тех случаев, когда они с высокой степенью вероятности могли бы принести особую пользу экономике Австралии».) Как и мигранты, прибывавшие в Австралию в рамках европейской программы массового переселения, прошедшие отбор шанхайские беженцы с Тубабао должны были отработать два года там, куда их пошлет правительство Австралии, в качестве неквалифицированной рабочей силы[489].

Первые впечатления, которые произвела на Лори русская группа, оказались неблагоприятными. Он был осведомлен о том, что за несколько лет до 1949 года в министерстве иммиграции и в австралийском консульстве в Шанхае о русских шанхайцах высказывались весьма нелестно, считая их людьми аморальными и политически неблагонадежными, и потому глядел на Бологова, вожака русской группы, с большой подозрительностью, отмечал у многих русских отсутствие интереса к физическому труду. Лори также беспокоило враждебное отношение казаков к Британской империи (из-за того что Британия сыграла заметную роль в насильственной репатриации казаков, сражавшихся в годы Второй мировой войны на стороне немцев), а следовательно, и к Австралии. Но, проведя на острове несколько месяцев, Лори постепенно менял свое мнение в лучшую сторону. Он не заметил в лагере «распространенной аморальности», доложил он в июне, и «хотя в группе определенно имелись отдельные нежелательные элементы, они составляли лишь малую долю от общего числа, и остальные члены сообщества лагеря относились к этим элементам с презрением». Кроме того, в пользу русских говорили их твердые антикоммунистические взгляды и крепкая (православная) вера, а еще тот факт, что молодежь из Шанхая хорошо владела английским языком[490].

На скептицизм Лори русские отвечали полной взаимностью. Для русских Австралия была почти