Читать книгу - "Белые русские – красная угроза? История русской эмиграции в Австралии - Шейла Фицпатрик"

Шанхай и Тяньцзинь, 1945–1949

В Шанхае все было совсем иначе, чем в Маньчжурии. После разгрома японцев Шанхай номинально попал под контроль китайских националистов, а точнее – нанкинского правительства Чан Кайши. Но присутствовали там и американцы, поддерживавшие Чан Кайши, и они помогали организовывать разоружение и эвакуацию японских военных и гражданских из города; не приход войск Гоминьдана, а именно их появление и ознаменовало «освобождение Шанхая» и «зримое воплощение перемен»[454]. К 1948 году стало понятно, что националисты, скорее всего, потерпят поражение в гражданской войне, которую они вели с коммунистами Мао Цзэдуна в глубинных областях страны. Во время войны те отступили в Яньань, но к концу года упрочили свою власть на севере и уже двигались на юг. Коммунисты взяли Тяньцзинь в январе 1949 года, а Шанхай – в мае. Их победа означала уход американцев.

Однако еще несколько лет после капитуляции японцев в августе 1945 года американцы продолжали заметно присутствовать в приморских городах Китая и оставались крупными работодателями. Князь Георгий Ухтомский работал у американцев – занимался городским водоснабжением, а Владимир Гантимуров работал механиком и электриком[455]. «Для нас, детей, американцы были отличными оккупантами – общительными и щедрыми», – вспоминал один юный в ту пору житель Шанхая. «Мы уже соскучились по шоколаду, а они, не скупясь, угощали нас… Они разъезжали на джипах, которых мы до этого никогда не видели, и предлагали покатать»[456]. У Гэри Нэша сохранились столь же приятные воспоминания об американских военных, вошедших в Тяньцзинь в конце 1945 года, хотя он заметил одну странность: американцы ездили на своих джипах по правой стороне, как у себя на родине, невзирая на то, что в Китае – как и в Британии и Японии – дорожное движение было левосторонним. Австрийская фирма, на которую работала его мать Нина, была экспроприирована китайским правительством (поскольку Австрия была союзницей проигравших Вторую мировую войну держав Оси), но «фирма продолжала работать под прежним названием „Кисслинг“, и Нина и другие девушки-продавщицы сохранили свои рабочие места. Новые китайские начальники были очень добры и вежливы в общении с сотрудниками, и жизнь в „Кисслинге“ продолжалась почти без изменений»[457].

Международные сеттельменты не стали возрождать, но интернированных британцев и американцев освободили. Впрочем, их ждало неопределенное будущее, ведь теперь они лишились привилегированного статуса экстерриториальности. К их числу принадлежала русская тетушка Гэри Нэша со стороны Ивашковых, Лена, вышедшая замуж за британца заметно старше ее (Нэш знал его лишь как мистера Хоуэлла)[458]. Шанхайская муниципальная полиция продолжала существовать на протяжении всей войны и в послевоенный период, но британцы, раньше работавшие там, после выхода из лагерей для интернированных не смогли снова устроиться на прежние должности – их заняли русские. Среди них был Михаил Новиков, проработавший там до своего отъезда в Австралию в 1950 году[459].

Одной из новых особенностей (причем такой, которая отличала в глазах иностранных резидентов приморские города Китая от Маньчжурии) стало присутствие в городе международных (главным образом американских) организаций, оказывавших помощь беженцам и перемещенным лицам: IRO, Джойнта, ХИАСа и даже основанного в США Толстовского фонда[460]. Главным объектом их внимания и заботы были еврейские беженцы из Европы, прибывшие в Шанхай в начале 1940-х годов: у них не было ни опоры в местной общине, ни каких-либо средств к существованию, а давно укоренившиеся в Шанхае общины русских и багдадских евреев поначалу отнеслись к их приезду в целом прохладно. Один из этих укоренившихся вспоминал:

Нас, русских евреев, окончание войны практически никак не затронуло. До войны мы не участвовали ни в каких политических движениях. Жить ли под властью французского генерального консула во Французской концессии или же под новой китайской администрацией – нам было все равно, по сути это ничего не меняло… При японской оккупации на наше замкнутое общинное существование никто не посягал, вот и теперь мы тоже думали, что наша жизнь будет течь точно так же, как и раньше[461].

Послевоенный Шанхай изо всех сил старался вернуть себе прежнюю, довоенную сущность – кипучую, порочную, пропитанную предпринимательским духом. Поначалу экономическое положение выглядело многообещающе. После снятия морской блокады шанхайский порт обрел былую важность, и текстильная промышленность снова ожила. Но все это сопровождалось чудовищными хищениями и коррупцией, чистками и конфискациями собственности у китайцев, а вскоре дала о себе знать гиперинфляция[462]. Была проведена денежная реформа, ее инициатором стал Цзян (Чан) Цзинго, сын главы Гоминьдана Чан Кайши, который (в силу причудливого выверта истории) не только был резко настроен против частного предпринимательства, но и сам сформировался под влиянием коммунистической идеологии, так как одиннадцать лет проучился в СССР. Цзян приступил к осуществлению реформы «с жестокостью, которую обостряла его ненависть к капиталистам и эксплуататорам», и задействовал «верные ему лично военизированные организации» для обуздания «больших тигров»[463]. Как это было и в годы войны, некоторые русские сумели разбогатеть и в этих непростых обстоятельствах, однако было принято считать, что в подобных условиях благополучие могло держаться лишь на теневых махинациях, и потому позже, когда Австралия получала запросы на иммиграцию от таких дельцов, к их заявкам относились с крайней осторожностью (к тому же среди этих людей было много евреев, что обостряло подозрительность австралийских чиновников)[464].

Русские, как обычно, участвовали в гибридных теневых операциях шанхайского черного рынка, где продавалось и покупалось все что угодно, в том числе разведданные. Освободившиеся после интернирования британцы жаловались, что «по Нанкин-роуд и по Бабблинг-Уэлл-роуд до сих пор безнаказанно расхаживают сотни коллаборационистов разных национальностей с карманами, набитыми деньгами, и заходят в заново открывшиеся отели и ночные клубы». Несмотря на то, что в прошлом многие русские не таясь сотрудничали с японцами, мало кто понес за это какое-либо наказание. В августе 1945 года Евгений Кожевников в последний раз поужинал с военно-морским атташе Японии в отеле «Катэй», а затем покинул Шанхай, после чего ненадолго объявился на Тайване и предложил американцам свои услуги как осведомителя. Один из его изворотливых русских товарищей был арестован американцами как вероятный военный преступник, но вскоре его отпустили за недостатком улик; спустя недолгое время он «разъезжал по городу в большом автомобиле под советским флагом» и, по слухам, торговал на черном рынке крадеными американскими шинами и мотоциклами[465].

Лидер фашистов Михаил Спасовский тоже уехал из Шанхая. Неизвестно, где он провел первые несколько лет после 1945 года, но в 1949-м он объявился на Тайване, а оттуда в середине