Читать книгу - "Белые русские – красная угроза? История русской эмиграции в Австралии - Шейла Фицпатрик"

визы, они проходили собеседования с местными консульскими сотрудниками и добывали у китайцев разрешения на выезд. Но это еще не означает, что все шло как по маслу. У Елены Жиряковой (известной впоследствии как Елена Чупрова) возникли неприятности из-за ее тесных связей с американцами. До 1949 года она работала в клубе американского Красного креста, пока всех гражданских сотрудников клуба не распустили, а ее муж работал в Шанхайской муниципальной полиции в Международном сеттельменте. В 1949 году он был арестован коммунистами (неясно, советскими или китайскими) за «связи с американцами» и сгинул в советских лагерях. Затем Елена устроилась секретарем директора американской фирмы, занимавшейся экспортом и импортом, но в 1951 году, когда коммунисты наложили арест на всю американскую собственность в Китае, фирма закрылась. В 1952 году Елена уехала в Австралию, все еще ничего не зная о судьбе мужа (он, как выяснилось впоследствии, умер в Сибири в том же году). В Австралии ей предстояло играть важную роль, помогая в переселении новых иммигрантов. У Лидии Саввы возникли проблемы другого рода – возможно, они объяснялись недоверием австралийцев, заподозривших ее в симпатиях к СССР. После того как ее брак распался, она попыталась уехать в Австралию по приглашению сестры, эмигрировавшей туда в 1953 году, однако получила отказ (вероятно, от австралийской иммиграционной службы). Тогда она уехала в Советский Союз и работала на целине. Ее сестра вновь подала заявление от ее имени, и наконец было получено разрешение. Так в 1961 году Лидия стала австралийской иммигранткой, приехав туда из СССР[473].

Как всегда, очень многие предпочли бы переехать в США, но и Австралия была желанной перспективой, особенно для тех, у кого там уже жили родные или имелись деловые связи. Поначалу австралийцы без восторга отнеслись к идее приезда иммигрантов из Шанхая: они еще помнили о враждебной реакции общества на прибытие в Австралию русских и беженцев русско-еврейского происхождения в 1946–1947 годах. Многие консульские работники не собирались различать евреев и русских: в их глазах все они были замешаны в какие-то темные дела и причастны к махинациям на черном рынке. В Австралии всерьез задумались над вопросом, как относиться к обладателям советских паспортов, и всегда ли наличие этих паспортов автоматически означает симпатии к СССР[474]. Возможной проблемой было и сотрудничество многих русских с японцами в военные годы, хотя на деле австралийские иммиграционные службы в большинстве случаев просто не желали ничего об этом знать[475].

Однако все эти волнующие вопросы отпали, как только Австралия согласилась принять большое количество шанхайских русских, эвакуированных в 1949 году на Тубабао, и даже тем, кто остался в Шанхае, часто удавалось получить визу на основании личного поручительства – чаще всего от родственников и друзей, перебравшихся в Австралию ранее. Русско-еврейские родственники Дмитрия Шамшурина несколько лет подыскивали место, куда можно уехать, и в конце концов нашли в Брисбене семью, которая вызвалась за них поручиться, и отбыли туда в 1950 году. Сэм Мошинский уехал в октябре 1951 года благодаря поручительству друзей семьи в Мельбурне, а остальная родня последовала за ним в марте 1952-го. Нина Черепанова, чей первый муж, казак, был арестован и сгинул в лагерях, смогла приехать в Брисбен с новым мужем по приглашению своей сестры, которая въехала туда в 1952 году. Лидия Ястребова была так привязана к прославленной харбинской балерине и балетмейстеру Елизавете Квятковской, что выступила поручительницей и организатором ее эмиграции в Австралию. Квятковская представляла собой довольно диковинное зрелище: она вышла из женского монастыря, где прожила некоторое время, но продолжала носить черные монашеские одеяния. Последние годы жизни Квятковская провела в доме престарелых для русских в Сиднее и была погребена на русском кладбище[476].

Тубабао

Тубабао – неосвоенный тропический остров Филиппинского архипелага – стал для русских шанхайцев неожиданным местом пребывания, да и участие IRO в организации их переселения туда оказалось несколько неожиданным, поскольку ее деятельность в Азии заключалась главным образом в помощи европейским евреям, вынужденным бежать от Гитлера. Решение IRO эвакуировать тысячи русских из Шанхая было принято под воздействием почти панического страха: в ту пору китайские коммунисты уже приближались к Шанхаю, и его падение (последовавшее в мае 1949 года) казалось неизбежным. К тому же на это решение наверняка повлияло успешное давление со стороны неуравновешенного казака Григория Бологова, председателя Объединения русских эмигрантов: в какой-то момент переговоров он вынул пистолет и грозил застрелиться на месте, если его требования эвакуировать русских не будут выполнены. Возможно, в IRO сочли, что для русских близкий приход коммунистов представляет особую опасность, потому что некоторые из них имели обширные связи с различными иностранными разведслужбами. Как бы то ни было, IRO дала убедить себя в том, что эвакуация необходима и начать ее нужно как можно скорее[477].

Поскольку найти долговременное пристанище в кратчайшие сроки было невозможно, правительство Филиппин уговорили принять шесть тысяч русских из Шанхая самое большее на четыре месяца, пока IRO будет вести переговоры с разными странами о возможности их дальнейшего переселения. Отбор кандидатов проводило Объединение русских эмигрантов под руководством Бологова при минимальном участии IRO[478]. Из 5 500 белых русских, эвакуированных на Тубабао, некоторые были давними шанхайскими жителями, а иные перебрались в Шанхай лишь недавно из других центров русской эмиграции вроде Харбина и Тяньцзиня. Подавляющее большинство (87 % группы) составляли этнические русские, остальная же часть складывалась из представителей других национальностей бывшей Российской империи: украинцев, поляков, татар, латышей и прочих, лишь с одним заметным исключением – евреев там не было почти ни одного[479]. А так как в шанхайской русской общине насчитывалось немало евреев, желавших эмигрировать (в остальных случаях и являвшихся главными объектами опеки IRO), то легко предположить, что процесс отбора кандидатов держали в своих твердых руках люди Бологова.

Для первой партии русских, прибывших из Шанхая, Тубабао приготовил весьма неприятный сюрприз: остров оказался совершенно непригодным для жизни, к тому же дождь лил как из ведра. Руководитель группы, генерал Константин Клуге, бывший полковник Императорского генерального штаба, счел это за издевательство и отказался высаживать на берег женщин. Клуге отослали в Манилу, и оттуда он уже не вернулся, на смену ему вскоре приехал задержавшийся в Шанхае Бологов[480]. По счастью, среди переселенцев было несколько умельцев-инженеров, выпускников Харбинского политеха, и они быстро построили хижины, а потом возвели и две церкви, школу и больницу[481]. Молодежи все это показалось первоклассным приключением (наверное, с годами впечатления стали только ярче): Гэри Нэш вспоминал, что остров «походил на большой