Читать книгу - "Демон, которого ты знаешь - Айлин Хорн"

* * *

Когда через три года раздался телефонный звонок и я сняла трубку, чтобы ответить на вызов, имя адвоката, который со мной связался, показалось знакомым. Я попыталась вспомнить, где и когда слышала его раньше. И вдруг меня осенило: мне звонил адвокат Шэрон. Он попросил меня снова встретиться с его клиенткой. Шэрон была беременна в третий раз и снова должна была предстать перед судом по семейным вопросам. Социальные службы опять настаивали на том, чтобы суд еще до рождения ребенка выдал ордер на передачу его под опеку. Шэрон же хотела, чтобы на этот раз дитя оставили с ней. Я не смогла сдержать тяжелый вздох, который, видимо, был слышен даже в телефонной трубке, но адвокат тут же с горячностью заявил:

– Она прошла большой путь, доктор Эдсхед.

– Не сомневаюсь, – пробормотала я с таким сомнением в голосе, что мы оба рассмеялись.

Затем мы немного пошутили о том, что я в данной ситуации выступаю в качестве пессимистически настроенного ослика Иа-Иа, а адвокат Шэрон – в роли Тигры. Но он и не подумал отстать от меня и все напирал на то обстоятельство, что мой авторитет должен оказаться важным аргументом для судьи, особенно с учетом того, что я уже дважды проводила освидетельствование Шэрон. «Тигра» сообщил мне, что все – представители социальных служб, куратор Шэрон и сам судья – считают, что у Шэрон все хорошо и что она прогрессирует, но суду важно получить от меня ответ на вопрос, можно ли доверять тем изменениям, которые видят все, кто ее окружает. Мне, конечно, хотелось помочь суду – и, признаюсь, еще и самой было любопытно увидеть те положительные сдвиги, которые наблюдали другие.

Когда Шэрон пришла ко мне в кабинет в третий раз, она была на пятом месяце беременности. В физическом отношении изменения в самом деле были: пресловутый второй триместр навел на внешность Шэрон тот самый глянец, который как раз в этот период можно заметить у некоторых женщин. Ее кожа выглядела на редкость здоровой, как и волосы, густые и шелковистые – на этот раз они были натурального каштанового цвета. Привез ее приятный молодой человек, представившийся Саймоном. Он нежно поцеловал Шэрон и сказал, что заедет за ней, когда мы закончим. Шэрон пожала мне руку и поблагодарила за то, что я согласилась еще раз встретиться с ней. Это было еще более примечательно, чем изменения в ее внешности. Она, казалось, читала мои мысли.

– Готова побиться об заклад – вы не думали, что снова меня увидите, верно? Но на этот раз все немножко по-другому, ведь так?

Я признала, что Шэрон права, – и добавила, что, если память мне не изменяет, она была довольно груба в разговоре со мной во время нашей последней по времени встречи. Моя собеседница кивнула и покаянно улыбнулась.

– Да уж, я очень сожалею об этом… Может, третий раз будет удачным?

Затем Шэрон выдала тираду, которая показалась мне отчасти отрепетированной, но в целом искренней. Она сказала, что благодарна судье за то, что тот попросил меня еще раз ее освидетельствовать, и она хочет объяснить: очень многое изменилось, и теперь суд даст ей и Саймону шанс с третьим ребенком. Я обратила внимание, что, говоря, она держала ладони на животе, словно поддерживая его. Шэрон это заметила, уловив направление моего взгляда.

– Ой, знаете, сегодня утром мы почувствовали, как он толкается, дрыгает ножками. Представляете? Может, еще брыкнется.

Я улыбнулась – вероятно, такой была бы реакция любого, с кем беременная женщина поделилась бы столь интимной деталью. Все, что было прежде, на какое-то время забылось, и я ощутила прилив теплых чувств. Тут Шэрон посмотрела мне в глаза, и лицо ее посерьезнело.

– Я понимаю, почему все так беспокоятся, – сказала она.

Во время последующих нескольких часов разговора мое внимание привлекли в первую очередь лингвистические изменения в речи Шэрон – в гораздо большей степени, чем даже перемены во внешности и тоне, в котором она вела беседу. Моя собеседница стала говорить намного более непосредственно, связно и, что также было легко заметить, совершенно перестала ругаться. Связность в данном случае не подразумевает, что она стала изъясняться отточенным литературным слогом; это означает то, что в ее речи появились мысли и она стала логично их излагать. Своим ученикам я часто привожу пример одного мужчины, который убил нескольких членов своей семьи. Когда я впервые заговорила с ним о совершенном им преступлении, он сказал: «Это был результат ужасного недоразумения». Сама по себе это весьма изящная и хорошо составленная фраза. Но в той ситуации она прозвучала странно и резала ухо. Человек явно не мог связно объяснить свои действия и жил в какой-то параллельной реальности.

Шэрон теперь была способна трезво взглянуть на свое прошлое и признать, что другие люди имеют право придерживаться точки зрения, отличной от ее собственной. Было очевидно, что она выбралась из ловушки искаженной реальности и тотального отрицания и стала более реалистично воспринимать окружающую действительность, в которой могли существовать в том числе и такие вещи, как юмор и чувство раскаяния. Меня не удивил тот факт, что важную роль в ее жизни между утратой второго ребенка и новой беременностью сыграло то, что она наконец попала в верхнюю часть списка пациентов, ожидающих психотерапевтического лечения. В британской системе Национальной службы здравоохранения направление на сеансы психотерапии выдает личный или семейный врач, после чего проводится освидетельствование потенциального пациента. Получается так, что попасть на прием к психотерапевту человек может только года через два. Это, разумеется, очень тревожная и даже опасная ситуация, хотя она, увы, почти не привлекает внимания общественности на фоне того, что в очередях в листах ожидания приходится стоять людям, у которых имеются серьезные проблемы с физическим здоровьем. Проблема долгого ожидания психотерапевтической помощи еще больше обострилась в связи с тем, что общее количество штатных психиатров и психотерапевтов было существенно сокращено из-за экономического кризиса – Шэрон в этом смысле не повезло. Но эта проблема существовала на протяжении всей моей медицинской карьеры. Разница состоит в том, что до реформирования Национальной службы здравоохранения, которая привела к тому, что принципы, действующие в сфере бизнеса, стали применяться в сфере медицины, медики-профессионалы (в отличие от бухгалтеров), которые работали в области психиатрии и психологии, имели возможность действовать более гибко. В особо сложных или требовавших быстрого вмешательства случаях мы могли обходить кое-какие проблемы очередности. Кроме того,