Читать книгу - "Наполеон: биография - Эндрю Робертс"

все сырые разведданные, чтобы не полагаться на чужую их интерпретацию) узнали о прибытии Кереля и его сообщника по фамилии Трош. «Или я сильно заблуждаюсь, – отозвался Наполеон о Кереле, – или он кое-что знает»{1214}. Когда в одном из мест высадки Райта схватили конспиратора Данувиля, он повесился в камере, и это, по словам Сегюра, адъютанта Наполеона, «подтвердило опасность заговора, но не пролило на него свет»{1215}.

16 января 1804 года Райт высадил в Бивиле генерала Шарля Пишегрю (некогда инструктора Бриеннского училища, героя революционных войн и бывшего якобинца, ставшего роялистом) вместе с семерыми его сообщниками и вернулся в Кент, в замок Уолмер, где располагался разведывательный центр английского флота{1216}. Райт исполнял приказы адмирала Кита, главнокомандующего флотом Северного моря, а лорд Кит подчинялся начальнику главного морского штаба адмиралу графу Сент-Винсенту. Самому же Сент-Винсенту лорд Хоксбери приказал: «Чрезвычайно важно, чтобы капитан Райт был вовлечен максимально широко». Из других документов (в одном Кит упоминает, что Райт «выполняет тайное, щекотливое поручение») ясно, что английское правительство было непосредственно и на высшем уровне связано с заговором Кадудаля{1217}. Другие доказательства непосредственного участия английского правительства в заговоре 1804 года с целью убийства Наполеона содержатся в нескольких письмах. В первом, от 22 июня 1803 года, Уолтер Спенсер просит у лорда Каслри, главного министра кабинета, вознаграждение в 150 фунтов стерлингов для себя и в 1000 фунтов стерлингов для Мишеля де Боннея. Этот заговорщик-роялист, пользовавшийся несколькими именами, после заключения Амьенского договора встречался в Эдинбурге с братом Людовика XVIII графом д’Артуа (будущим королем Карлом X). Спенсер утверждал, что указанные суммы выдавались «в связи с политической интригой, планировавшейся лордом Каслри для похищения Бонапарта в 1803 году». Координация была возложена на Листона, английского посла в Гааге{1218}. («Похищение» было эвфемизмом, обозначающим покушение на жизнь Наполеона.) Хотя, как можно ожидать, прямых улик против правительства нет, Джордж Холфорд (член парламента и ближайший политический союзник Каслри) известил Спенсера, что, если тот «возьмет на себя труд посетить Даунинг-стрит, его светлость с ним встретится». Это едва ли случилось бы, будь Спенсер просто сумасбродом.

28 января Пишегрю встретился с генералом Моро: тот, по-видимому, колебался, не стал доносить о заговоре властям и так сам оказался замешанным в нем. Моро ждал развития событий. В случае «похищения» Наполеона нация вполне могла обратиться к нему, герою Гогенлиндена. К тому времени Моро уже сообщил генералу Тибо, что считает Наполеона «самым честолюбивым воином из всех живших» и что его правление положит «предел всем… трудам, всем этим надеждам, всей этой славе»{1219}. Арест английского тайного агента Курсона 29 января помог Фуше восстановить картину заговора. Кроме того, французский разведчик капитан Рози сумел убедить Спенсера Смита, английского посланника в Штутгарте и брата Сидни Смита, что он, Рози, – адъютант некоего оппозиционно настроенного французского генерала. Когда Смит стал доверять Рози, тот начал скармливать ему информацию{1220}. Фуше сообщил Наполеону, что Пишегрю, по данным лондонских агентов, обедал в Кенсингтоне с английским министром за три дня до своего отъезда во Францию и что заговорщики связаны с Моро. Последнее поразило Наполеона. «Моро! – вскричал он. – Как! Моро в подобном заговоре!» Он приказал арестовать генерала сразу, как только выяснится, что Пишегрю действительно во Франции. «Ничто не сравнится с удивительной бестолковостью этого заговора, кроме его подлости, – писал Наполеон в Ганновер другу Моро, бывшему начальнику его штаба генералу Жану-Жозефу Дессолю. – Человеческое сердце – бездна, недоступная предвидению; самый проницательный взгляд не способен в него проникнуть»{1221}.

Вскоре у ворот Парижа усилили стражу, приказав искать высокого, грузного Кадудаля. В Тюильри и Мальмезоне приняли повышенные меры безопасности и сменили пароли. Кереля схватили и отвезли в парижскую тюрьму Аббей{1222}. Когда ему пригрозили гильотиной, он указал пристанище (maison de confiance) Кадудаля: монмартрскую таверну «Золотой колокол». Тем временем Савари, руководивший неподконтрольным Фуше подразделением тайной полиции (Наполеон не позволял Фуше чересчур усилиться), отправился в нормандский Бивиль, чтобы схватить там Райта. 8 февраля в «Золотом колоколе» арестовали Луи Пико, слугу Кадудаля. После того как полицейские пустили в ход тиски для пальцев, Пико выдал явку в Шайо, около Пасси, однако Кадудаля не оказалось и там. Помощник Кадудаля Буве де Лозье попытался удавиться. Будучи «возвращен к жизни и страданиям», он подтвердил, что Пишегрю и Моро причастны к заговору{1223}.

В 8 часов 15 февраля в Шарантон-ле-Поне арестовали Моро и препроводили его в Тампль{1224}. На следующий день Наполеон отдал приказ об аресте генералов Жана-Жака Льебера и Жозефа Суама на основании их близости к Моро (оба сумели оправдаться и вернулись на службу). 19 февраля Наполеон рассказал Сульту, что полиция нашла пятнадцать лошадей и мундиры, приготовленные для нападения на него по дороге в Мальмезон, и прибавил бесстрастно: «Не стоит придавать парижским делам большего значения, чем они заслуживают»{1225}. Мельци д’Эрилю он писал: «Мне никогда ничего не грозило, поскольку полиция следила за всеми происками»{1226}.

Ночью 26 февраля Пишегрю, застигнутый в постели, дрался с тремя жандармами, явившимися арестовать его на улице Шабане во 2-м округе Парижа{1227}. «Дрался он свирепо, – вспоминал Сегюр, – и борьба прекратилась лишь после сильного воздействия на самую уязвимую часть его тела, в результате чего он лишился сознания»{1228}. На следующий день Наполеон получил первые намеки, что герцог Энгиенский так или иначе причастен к заговору.

Статный 31-летний Людовик (Луи) де Бурбон-Конде, герцог Энгиенский, был прямым потомком Людовика XIII и внуком принца де Конде, командовавшего легитимистами при Вальми. Когда один из арестованных заявил, что заговорщики вставали, когда в комнату входил их предводитель, Фуше решил, что из бурбонских принцев лишь герцог Энгиенский соответствует описанию этого человека, к тому же он жил достаточно близко к Франции и поэтому мог явиться на тайную встречу. Увы, догадка, основанная на косвенных свидетельствах, привела к трагедии.

До 12 марта Наполеон считал, что Шарль-Франсуа Дюмурье, французский генерал, перешедший в 1793 году на сторону Австрии, встретился с герцогом Энгиенским у себя дома в Эттенхайме, в Бадене, всего в 16 километрах от французской границы. Сегюр так передает разговор Наполеона с генеральным инспектором полиции Реалем:

Как?! Почему вы не сказали, что герцог Энгиенский всего в четырех лье от моей границы! Я что, собака, которую можно убить на улице? Что, мои убийцы – священные особы? Почему мне не сообщили, что они собираются в Эттенхайме? Мне грозят смертью. В этот раз я должен ответить ударом на удар. Голова наиболее виновного из них будет справедливой платой{1229}.

Фуше, предупредивший Наполеона, что «воздух полон кинжалов», и Талейран на основании сомнительных доказательств убедили себя, что за заговором стоит герцог Энгиенский{1230}.

В 19 часов 9 марта на площади Одеон наконец схватили Кадудаля. Во время погони за его каретой Кадудаль убил одного жандарма и ранил второго. Два часа спустя Наполеон сказал Даву, что известие о поимке заговорщика «люди встретили с трогательной радостью»{1231}. Кадудаль открыто признал, что приехал в Париж с целью убийства Наполеона, но не упомянул в связи с этим о герцоге Энгиенском.

На следующий день Наполеон встретился в Тюильри с Талейраном, Фуше, Камбасересом, Лебреном и Ренье, и они согласились с планом похищения герцога Энгиенского. Много позже Наполеон утверждал, что Талейран убедил их пойти на этот шаг, и это заявление подтверждает в мемуарах Камбасерес (1828)[120]{1232}. Наполеон сообщил Бертье о своем решении и поручил генералу Арману де Коленкуру, обер-шталмейстеру, наблюдать за ходом операции из Оффенбурга, а генералу Мишелю Орденеру (командиру конных гренадер консульской гвардии и, по словам Камбасереса, «человеку, способному лишь подчиняться») – осуществить арест. «Это перестает быть забавным, – сказал Наполеон Савари 12 марта, – явиться из Эттенхайма в Париж для подготовки покушения и считать себя в безопасности за Рейном! Было бы слишком глупо это терпеть»{1233}. Наполеон отправился в Мальмезон и оставался там до утра 20 марта.

В 5 часов