Читать книгу - "Ё-моё! - Гарри Яковлевич Бардин"

которая отозвалась на всех мировых континентах. Жанна могла бы написать о ребенке с полными слез глазами, завидующем другим детям, у которых уже есть собаки. А она придумала простую варежку, превращающуюся в щенка.

История трогательна. Метафора обращена напрямую к зрителю, к его памяти, к подсознанию, исключает дополнительные, побочные, а порой ненужные детали.

Фильм Фёдора Хитрука «Остров». Метафора человеческая и социальная. Человек одинок. Тем более на острове. Кто его может понять? Такой же одинокий человек! Придумано и исполнено прекрасно. Конечно, сегодня этот фильм смотрится достаточно идеологично. Торчат рога коммунистической идеологии: как капиталистическое общество глухо к судьбе отдельно взятого человека.

Плавали, знаем. И тем не менее метафора, талантливая метафора, все равно перевешивает идеологический подшерсток самого фильма.

Я в своих фильмах, оторвавшись от написания для «самых маленьких», никогда не делил зрительскую аудиторию на детей и взрослых. Стремился быть метафоричным, а это значит — для всех.

Перечитав написанное, подумал, что может создаться впечатление, будто я против развлекательной анимации. Да нет. Ради бога! Только при одном условии: это должно быть не только «прикольно», как сейчас принято говорить. Это должно быть талантливо! Иначе зачем затевать мучительную многотрудную покадровую съемку? Сегодня на экраны выходят один за другим полнометражные фильмы, а по телевизору — не прекращающиеся сериалы. Для чего? Для выгоды. Я даже не говорю о содержании той или иной продукции.

Меня заботит один вопрос: что останется в сухом остатке? Патриотическая мишура? Православное благолепие? Нет. Скорее всего, все это схлынет в Лету. Может быть, я ошибаюсь. Тем хуже для вас, оставшихся на земле.

В этом году я должен был продолжить преподавание в Московской школе кино на кафедре анимационной режиссуры. Я не буду преподавать, потому что ни один абитуриент не подал заявку. Кафедра анимации осталась, а самой режиссуры в этом году нет. Почему? У кафедры была задача готовить режиссеров индустриальной анимации.

Как мне кажется, человек, решивший посвятить себя режиссуре, хочет своего свободного высказывания в будущем, а не плестись годами в общем потоке индустриальной анимации.

Режиссура — профессия штучная.

Как штучные растятся скрипачи, певцы, пианисты.

Я был немало удивлен, узнав о создании «Фабрики звезд». Кто додумался, что можно звезд штамповать?

Звезд много только на небе, а в жизни их можно перечесть по пальцам.

Цыганский период

Я был в поиске сюжета для будущего фильма, когда Юрий Энтин подарил мне маленькую книжку, где были опубликованы цыганские сказки и притчи.

Сами сказки меня мало заинтересовали, но в предисловии была напечатана старинная цыганская притча под названием «Прежде мы были птицами». Мне она приглянулась.

Почему я остановил свой выбор на цыганской притче? Во-первых, потому что люблю цыганскую музыку и самих носителей этой музыки — цыган. За их свободолюбие, за их музыкальность, за их оптимизм и эмоциональность.

Если бы я не был евреем, был бы цыганом. Но уже поздно, потому что я — старый оседлый еврей.

Во-вторых, что меня привлекло в этой притче? Вкратце сюжет: прежде цыгане были птицами и сами добывали себе пропитание, но однажды в гостях наелись так, что взлететь уже не смогли. И стали просто людьми. Еда в этом сюжете мне показалась неинтересной, и я придумал подаренные птицам мониста, ожерелья, бусы, которые им не дали взлететь.

Для меня это стало метафорой будущего общества потребления. По сути, того, что мы наблюдаем сегодня. Такая метафора стала не только цыганской, но и общечеловеческой. Это впоследствии подтвердили призы на международных фестивалях.

С самого начала я знал, что в финале фильма будут звучать «Цыганские напевы» Сарасате в исполнении потрясающего скрипача Яши Хейфеца. Я направился в студию грамзаписи «Мелодия», чтобы мне дали чистую запись Яши. И тут возникли трудности. Директор «Мелодии» заявил мне, что он не может выдать эту запись, потому что Хейфец — подлец и предатель. Он предал Родину. Я возразил ему, что произошло это до революции, тогда директор как патриот угомонился и выдал мне нужную запись. И тут возникла главная проблема: где я возьму для фильма цыганскую музыку. Решил обратиться к классику — Николаю Михайловичу Жемчужному. Мы познакомились. Я рассказал о фильме и попросил его подобрать нужные темы. Он все старательно записал, и мы договорились встретиться через две недели.

Встретились. Жемчужный взял в руки старую гитару и сыграл все номера, которые я просил его отыскать.

Это было великолепно! Так, как я просил!

— Николай Михайлович! — обратился я к нему. — А когда была придумана эта старинная музыка?

— Вчера, — невозмутимо ответил Жемчужный.

— Вы ничего не подбирали в архивах?

— Нет. Мне легче было подобрать на гитаре.

Я был потрясен талантом этого человека.

Мы договорились с ним о записи скрипичного наложения и вокала в Доме звукозаписи на улице Качалова.

— А кто будет делать скрипичное наложение?

— Коля Эрденко. Он сможет.

— А вокальное?

— Коля и Роза Эрденко. Они смогут.

И вот наступил день записи.

Николай Михайлович и я пришли вовремя. Коля Эрденко и Роза пришли чуть позже. Жемчужный представил нас друг другу. «Какая красивая пара!» — первое, что я подумал. Коля Эрденко был со скрипкой.

Сначала записали Жемчужного. Николай Михайлович сыграл на гитаре ту музыкальную основу, по которой придется «вышивать» скрипичное наложение.

Коля Эрденко расчехлил скрипку и отправился в тонстудию. И тут я спохватился и бросился к Жемчужному:

— Николай Михайлович! А где ноты?

— Какие ноты?

— Как какие? Ноты для Эрденко!

— Я не пишу нот! — ответил мне Жемчужный. — Я пишу музыку!

— А как же Коля Эрденко будет писать наложение?!

— Он сможет.

— А вокальное наложение?

— Они смогут.

Я почувствовал, что схожу с ума. В моей небольшой тогда практике такого еще не было. Как они будут записывать музыку без нот? И я решил присутствовать при этом безобразии лично в тонстудии, а не наблюдать предстоящее из аппаратной. Я вошел в тонателье. Жемчужный сел на стул. Коля Эрденко встал напротив, перед пустым пюпитром.

— Готов? — спросил Николай Михайлович.

— Да, — ответил Коля.

— Тогда дайте фонограмму гитары.

И вдруг Эрденко остановил процесс.

— Николай Михайлович! — обратился он к Жемчужному. — Ты бы хоть юбилейный рубль положил на пюпитр.

Жемчужный с серьезным лицом порылся в карманах, достал металличе­ский рубль и положил на пюпитр. У меня было ощущение, что меня решили разыграть, но вот вступила фонограмма с записанной гитарой и заиграл Коля Эрденко.

Тут я должен