Читать книгу - "Закат и упадок средневековой Сицилии: политика, религия и экономика в царствование Федериго III, 1296–1337 гг. - Клиффорд Бэкман"

Законы и обычаи полностью определяли отношения полов того периода. Несмотря на уникальные обстоятельства, которые привели к их появлению, законы Сицилии в отношении женщин были созвучны культурным нормам, существовавшим гораздо дольше. Прежде всего, эти нормы предписывали скромность. Как с юридической, так и с культурной точки зрения, скромность, смирение и послушание были высшими добродетелями, которых требовали от сицилийских женщин. Подолы платьев не могли быть выше четырех ширины ладони от земли и влекли штраф в размере 06.00.00 для женщины, которая носила платье не установленное нормами, и 03.00.00 для той, кто его пошил[590]. На женском наряде разрешалось иметь не более семи простых пуговиц[591]. Не желая препятствовать торговле, закон разрешал портным изготавливать более вычурные наряды для женщин несицилиек при условии получения специальной правительственной лицензии. Непреднамеренным следствием этого стало то, что межэтническая напряженность в 1320–1330-х годах легко обострялась из-за мнимого изобилия иностранцев, проживавших в королевстве, поскольку они наслаждались своими изысками, в то время как сицилийские женщины потели под тяжелыми, грубыми одеждами из шерстяной ткани. Шелк также был запрещен, даже для женщин из знати. Поскольку штрафы за нарушение этого запрета были особенно высоки (12.00.00 для носительницы одежды и 06.00.00 для ее изготовителя), вероятно, закон был направлен не только на то, чтобы обеспечить скромность в одежде, но и на то, чтобы максимально увеличить доступность шелка для экспорта[592]. Центр шелкового производства находился в Валь-Демоне (помимо Ачи и Катании, шелкопрядов разводили в Мессине и в королевской резиденции в Кастрореале), а экспортная пошлина на шелк приносила значительный доход в государственную казну. Другие законы регулировали ношение жемчуга, декоративных перьев и украшений.

Эти законы, как и все средневековое законодательство о роскоши, иллюстрируют патерналистские настроения законодателей, которые считали своей обязанностью контролировать мораль и экономическую деятельность своих подданных. Роскошь презиралась как ненужная трата денег и как признак морального разложения. Только требуя соблюдения приличий и строгой личной экономии, можно было довести до конца начатую в 1302 году реформу городского общества. Таким образом, эти законы отражают характер послевоенного восстановления, ведь королевский двор, как бы безоговорочно он ни принимал евангелические воззрения, не должен был беспокоиться об ограничении использования женщинами шелка, золота, жемчуга и драгоценных камней, если бы значительное число женщин не было в состоянии себе их позволить. Описанная Пери euforia dei consumi (эйфория потребительства) затронула состоятельных женщин в той же мере, что и мужчин. При наличии солидного дохода многие стремились забыть о материальных лишениях, вызванных Войной Сицилийской вечерни, поэтому потакание дорогим нарядам происходило параллельно и, возможно, отчасти в качестве личного вознаграждения за то, что после 1302 года монастыри и приходские церкви были переведены на народные пожертвования. Это действительно было широко распространенным явлением. Тот факт, что законы подчеркивали, что эти запреты распространялись даже на дворянство, ясно указывает на то, что дворянки были не единственными кто мог позволить себе такую роскошь. Это говорит о том, что женщины недворянки проживавшие в городах преобладали в совокупном, хотя и не подушном, потреблении предметов роскоши. Но откуда взялось это богатство?

Для землевладельцев ключ к разгадке лежал в старом законе, гласящем: "Чтобы в будущем не возникало никаких сомнений относительно наследования графов, баронов и всех, кто владеет от нас фьефами, мы приказываем… чтобы дети, затем внуки, затем правнуки и так далее до бесконечности… могли свободно и абсолютно наследовать [земли и богатства] независимо от пола… Но прерогатива пола должна быть сохранена, чтобы мужчина был предпочтительнее женщины, а старший — младшего". При отсутствии наследника мужского пола женщины имели право наследовать семейные земли. Этот закон распространялся в равной степени на королевский домен и внутренние территории острова и гарантировал право владения женщинами землями, предприятиями, коммерческими правами и торговыми привилегиями[593]. Учитывая, что тысячи мужчин погибли в войнах, а сотни других были изгнаны или казнены, большая доля земли и значительная часть городских предприятий и богатств (точные цифры неизвестны) к 1302 году перешла в женские руки. Более того, начиная с 1321 года, продолжающиеся потери в заграничных и гражданских войнах привели к тому, что еще большее богатство, в пропорциональном отношении, оказалось в руках вдов и осиротевших дочерей. Так, например, Макальда да Палицци, дочь королевского канцлера Винчигуэрры да Палицци, в 1305 году унаследовала семейные земли в баронстве Каммарата после смерти своего отца и старшего брата Кристофоро. Хотя на момент получения наследства она была замужем, донна Макальда получила земли в личное владение, над которым ее муж не имел никакой власти, а ее последующее решение сдавать земли в аренду обеспечило ей личный доход в размере 20.00.00 в год. Такие женщины знали свои права. Когда Маргарита да Скордиа унаследовала земли близ Лентини, полученные ее отцом в качестве фьефа от Папы, а хитрый налоговый чиновник попытался вымогать у нее феодальные подати, полагая, что она не знает законов, она подала на чиновника в суд и представила целый пакет документов, подтверждающих законность ее наследства и статус фьефа, не облагаемого налогом. Маргарита выиграла дело, а чиновник с тех пор пропадает из списков королевских служащих[594].

Вряд ли это были единичные случаи. Сохранившиеся записи о землевладении, покупке, обработке земли, судебных процессах, аренде и лизинге изобилуют упоминаниями о вдовах и наследницах, что служит убедительным свидетельством значительных и долгое время остававшихся незамеченными демографических изменений. Вдовы и осиротевшие наследницы встречаются в остатках архивов повсеместно, как и, должно было быть, в обществе того времени. Не менее 20% всех сохранившихся земельных сделок с 1291 по 1337 год включают в себя женщин (обычно вдов, реже дочерей-наследниц) в качестве одного из главных интересантов, и этот процент увеличивается в период с 1322 по 1337 год. Тот факт, что вдов было больше, чем дочерей, особенно в более поздние годы, указывает на увеличение смертности среди мужчин, которые, очевидно, уходили из жизни, не успев произвести на свет наследников мужского или женского пола. Начиная с наследования Джакинтой Виолой виноградника в Валь-Демоне, недалеко от Мессины, принадлежавшего ее отцу и оцененного в 1291 году в 40.00.00, и заканчивая сдачей в аренду донной Перна Фисаула дону Джованни Кальвеллису небольшого фермерского дома в Кассаро, который она унаследовала от своего покойного мужа, исключительно большая часть сицилийской земли находилась в руках женщин[595]. Явное большинство этих владений находилось в Валь-Демоне и Валь-ди-Ното, где фьефы были меньше и многочисленнее. Одно из таких небольших владений вблизи Айдоне принадлежало Сибилле Кальвино "и ее супругу Руджеро", проживавшим в Кастроджованни, а также дочери Сибиллы от предыдущего брака. Сибилла и ее дочь владели землей единолично. Когда они решили продать часть земли местному фермеру, Руджеро оставалось только дать свое согласие на продажу, хотя он,