Читать книгу - "Королевы второго плана - Сергей Владимирович Капков"

ее мечта осуществилась, но… С первыми бомбардировками работников театра поставили на воинский учет, и все артисты оказались «лишними ртами». В этой ситуации Гликерию Васильевну даже не стали зачислять в штат.

К тому времени она уже была Богдановой-Чесноковой. В 1927 году ее мужем стал комедийный актер Семен Чесноков. «С ним понимание у меня возникло сразу! Я крупная, а он такой субтильный. На этом контрасте можно было играть любые роли – так смешно! А потом я к нему и душой привязалась. Он ведь на меня как на женщину обратил внимание. Сеня принес мне ландыши, встал на одно колено. Я его спросила: “Что это ты?” А он в ответ: “Я прошу тебя разделить со мной все, что у меня осталось”. Не поняла… Что разделить? “Я прошу твоей руки”. – Он вынул из кармана коробочку, извлек оттуда браслет и надел мне на руку… А я и не представляла никого другого рядом с собой!»

Вместе они работали в Свободном театре, в Мюзик-холле, а потом стали партнерами и на эстраде. «Чесноковы были людьми богатыми. Сеня бескорыстно подарил мне всё: массивный, тяжелый браслет с аметистами, кораллы в серебре, колье с изумрудами. Вы будете дарить всё это нелюбимому человеку? Вам же приятно, когда вам отдают всё? У нас были обручальные кольца с тремя бриллиантами. Это плохая примета, к слезам. Так и получилось. Я недолюбила. И была недолюбима. Помешала война…» – рассказывала годы спустя Гликерия Васильевна Юрию Правикову.

В первые же дни войны оба поступили в ансамбль оперетты под руководством Брониславы Бронской. И с первых же дней Богданова-Чеснокова начала свои бесчисленные выступления для защитников города. Сколько их было? Тысяча? Две? Точно сказать она не могла.

Гликерия Богданова-Чеснокова дала концерты на всех фронтах: в Ораниенбауме, Кронштадте, на палубах кораблей, в военных частях на Ладоге, в окопах, в землянках, на ленинградских заводах, в госпиталях. «Уходили, когда было темно, приходили глубокой ночью и не знали, застанем ли в живых родных и свои дома. Уверены были только в одном, что завтра утром во что бы то ни стало надо встать и идти работать. Назло фашистам будут люди ходить в театр, будут петь и смеяться».

Однажды ансамбль Бронской попал под обстрел. Артисты перебирались через Ладогу, и снаряд разорвался рядом с машиной. Всех распределили по разным грузовикам, Чесноковы оказались в одной машине с ранеными и несколькими солистками кордебалета. Причем Гликерия Васильевна села в кабину. Но обстрел еще не кончился, и по дороге рядом с грузовиком вновь разорвалась бомба. На этот раз тяжело ранило водителя.

«“Хватай руль!” – закричал он. Я схватила этот руль, туда-сюда… “Жми на педаль!” И я вывела машину на Большую землю. Вывезла всех – и раненых, и мужа с кордебалетом. Они и не знали, что шофер ранен, а машину веду я. Сеня всю дорогу развлекал кокоточек!

На берегу какой-то офицер спросил: “Кто за рулем?” – “Я”. – “Вези дальше, в госпиталь!” – “Но я же артистка”. – “Какая ты артистка?! Вези дальше”.

И я повезла. А там услышала: “Обратную ходку давай!” Я бы, конечно, дала… Но одного раза мне вполне хватило».

Когда все это выяснилось, Гликерию Богданову-Чеснокову наградили медалью «За боевые заслуги». Потом был орден Красной Звезды, медали «За оборону Ленинграда» и «За победу над Германией», два ордена Трудового Красного Знамени и еще целый ряд наград. Но почести интересовали актрису меньше всего. Она считала, что обязана быть на передовой и поднимать дух земляков в самые трагические и опасные минуты. При этом Гликерия Васильевна ни на минуту не забывала о родных. Артистов кормили в госпиталях, в частях, но она не ела, а складывала пищу в судок и несла домой, родным. Сама же порой питалась канцелярским клеем. В блокаду Гликерия Васильевна сильно подорвала здоровье, но близких все равно не спасла…

«Мы не ожидали, что будет такой голод. Обе семьи, и Богдановых, и Чесноковых, не могли уехать по разным причинам. Одна из них – старые родители. Сели и решили: выживем так выживем, умрем так умрем…» – вспоминала Гликерия Васильевна.

Каждое утро актриса уходила из дома на сборный пункт, и каждый вечер ее мама спускалась ко входу в подъезд, садилась на стул и смотрела в проулок. По силуэту узнавала возвращающуюся Гликерию. А дома уже был накрыт стол – сервирован пустыми тарелками, чашками, стоял чайник с кипятком, лежали сухарики – чтобы все было, как в мирное время, чтобы не утратились традиции, чтобы не угасала воля к жизни.

Однажды артисты не могли выбраться из Ораниенбаума целую неделю. В дом попала бомба, прямо в блок, где была кухня. Мама находилась именно там. Стены остались, даже окна не все были выбиты, и стул у подъезда стоял, как прежде. А внутри – ничего.

Вскоре умер Сеня. Сразу после Победы.

«Блокада его догнала… Уже в Ленинград привозили продукты, было сгущенное молоко. И я, как сумасшедшая, – по концертам, подработкам, не боялась руки испачкать – грузила, разбирала. Было все, что нужно. А он очень тяжело болел, мучился с желудком. И на моих руках угас».

У Гликерии Васильевны осталась только работа. В ее жизни вновь появился Ленинградский театр музыкальной комедии. Теперь уже навсегда. Она сразу же стала играть много и с большим успехом, блистая в опереттах Легара, Кальмана, Штрауса, Дунаевского, Милютина. Город, переживший блокаду, истосковался по спектаклям, а уж по таким светлым, как оперетта, – тем более. «Я всё сыграла. Всё, что шло в театре. Я играла день, играла ночь, играла день и снова ночь, и детские утренники, и замены… Заменяла всех! А приходила домой и заставляла себя не рыдать. Ну, одна я. Одна! Я, Бог и театр!»

Гликерия Васильевна была верующей. Это тоже досталось от бабушки. При ней всегда была бабушкина иконка, с которой актриса не расставалась всю войну. На каждый спектакль просила у Бога разрешения, после – прощения. Ведь считается, что актерство не божеское ремесло. Гликерия Васильевна стала прихожанкой небольшой церквушки на Серафимовском кладбище. Там в братской могиле лежала вся ее родня. И там же, на Серафимовском, актриса завещала похоронить и ее, хотя правительство Ленинграда настаивало на «Литераторских мостках».

На могиле Гликерии Васильевны стоит красивый памятник из карельского красно-коричневого гранита с бронзовым барельефом, с ее размашистой подписью «Богданова-Чеснокова». Он возведен стараниями близкой подруги и личного врача актрисы – Елены Сергеевны Васмут. По памятным датам к памятнику приходят внучатые племянники Гликерии Васильевны, уже со своими детьми, и аккуратно ставят в