Читать книгу - "«Господь! Прости Советскому Союзу!» Поэма Тимура Кибирова «Сквозь прощальные слезы»: Опыт чтения - Роман Лейбов"

<…>

Руль в послушных ладонях, йе-йе,

Влево, вправо верчу, йе-йе,

И дорогой знакомой,

Я к Милану качу, йе-йе,

<…>

Па-па-па-па-ба

Хали-гали,

Па-па-па-па-ба

Хали-гали,

Йе-йе-йе-хали-гали,

Йе-йе-йе-йе-йе

Йе-йе-йе-хали-гали,

Йе-йе-йе-йе-йе

Йе-йе-йе-хали-гали,

Йе-йе-йе-йе-йе

Песня стала популярной и была подвергнута многочисленным фольклорным перелицовкам. Уже в 1966 г. «йе-йе-йе хали-гали, йе-йе-йе цоб-цобэ» пел герой Ю. Никулина в «Кавказской пленнице», неловко управляясь с баранами. А в 1968 г. из заумного припева родилось целое государство: специалистом по латиноамериканской стране Халигалии был герой повести Аксенова «Затоваренная бочкотара» Вадим Афанасьевич Дрожжинин, с недоумением встретивший в городе Мышкине исполнение своим спутником Володей Телескоповым вариаций на тему сочинения Веры Германовны Зост:

Вдруг в конце улицы за собором послышался голос Телескопова. Тот шел к дому приезжих, горланя песню, и песня эта бросила в дрожь Вадима Афанасьевича.

Йе-йе-йе, хали-гали!

Йе-йе-йе, самогон,

Йе-йе-йе, сами гоним,

Йе-йе-йе, сами пьем.

И кому какое дело,

Где мы дрожжи достаем… —

распевал Володя никому, кроме Вадима Афанасьевича, не известную халигалийскую песню. Что за чудо? Что за бред? Уже не слуховые ли галлюцинации?

(Аксенов 2001: 29)

Несомненно, в поэму К. входит не только воспоминание о песне, но и аллюзия на повесть главного автора поколения оттепели. Что касается междометий Э-ге-ге, э-ге-гей, то этот клич мог прийти в IV гл. из другой песни 1965 г., звучавшей в исполнении Эдуарда Хиля – «Лесорубы» [127] (муз. А. Островского, сл. М. Танича):

Лесорубы,

Ничего нас не берет —

Ни пожары, ни морозы!

Поселился

Наш обветренный народ

Между елкой и березой!

Припев:

Э-ге-гей!

Привыкли руки к топорам!

Только сердце

Непослушно докторам,

Если иволга поет по вечерам.

(Русские советские песни: 636)

Этот и следующий стихи продолжают тему экзотически звучащих варваризмов, пришедших с Запада в язык эпохи оттепели.

173

Шик-модерн

Это ироническое выражение (по-французски означающее «современный шик») несколько раз (иногда с дефисом, иногда – без) употребляется в ключевом для шестидесятников тексте – романе И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев» (1927). Ср.:

Первым из машины ловко выпрыгнул мужчина в двенадцатиугольных роговых очках и элегантном кожаном армяке без рукавов. Острая длинная борода росла у мужчины прямо из адамова яблока. Второй мужчина тащил киноаппарат, путаясь в длинном шарфе того стиля, который Остап Бендер обычно называл «шик-модерн».

(Ильф, Петров: 139)

Оригинальное французское сочетание, где второе слово – прилагательное, заменяется нелепым сложным русским составным существительным (вроде «штык-нож» или «чижик-пыжик»).

Ср. также с. 177–178.

174

Ив Монтан, хула-хуп!

Французский певец-шансонье и актер Ив Монтан (1921–1991, настоящее имя Иво Ливи) родился в рабочей семье итальянских евреев, придерживался левых взглядов и не раз подписывал инициированные французской компартией просоветские воззвания. Впервые на гастроли в СССР, вопреки увещеваниям коллег и продюсеров, певец приехал в 1953 г., во время политического кризиса в Венгрии, и этот жест Монтана был расценен как знак поддержки и лояльности советскому государству, немало способствовавший еще большему успеху Монтана в Советском Союзе (Парфенов 2015: 203). В 1957 г. режиссерами С. Юткевичем и М. Слуцким был снят фильм «Поет Ив Монтан». В 1963 г. певец посетил Московский кинофестиваль. Монтан также записал на французском языке «Одинокую гармонь» [128], а автор мелодии (Б. Мокроусов) посвятил ему песню «Когда поет далекий друг» [129] (1956, сл. Я. Хелемского). Исполнял эту песню все тот же Марк Бернес:

Задумчивый голос Монтана

Звучит на короткой волне.

И ветки каштанов,

Парижских каштанов

В окно заглянули ко мне.

Припев:

Когда поет далекий друг,

Теплей и радостней становится вокруг,

И сокращаются большие расстояния,

Когда поет хороший друг!

(Русские советские песни: 544)

Ср. с популярной шуточной переделкой припева этой песни, намекающей на дорогивизну билетов на московские концерты французского шансонье:

Когда поет в Москве Монтан,

Опустошается студенческий карман.

И сокращаются расходы на питание,

Когда поет в Москве Монтан.

Как представляется, именно доморощенные издевательские переделки популярных советских песен заложили ту традицию их десакрализации, которая была на новом, изощренном уровне продолжена в СПС (подробнее см. в нашем предисловии).

Кадр из фильма «Королева бензоколонки»

Кадр из фильма «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен»

Хулахуп (еще одно красиво звучащее иностранное слово) – название гимнастического обруча, образованное от названия гавайского танца «хула» и англ. слова «hoop» (обруч). В советскую жизнь хулахуп проник в начале 1960-х гг., а в 1962 г. он был показан в фильме «Королева бензоколонки» (реж. Н. Литус, А. Мишурин), где работник украинской автозаправки называет его «прибором для стройности фигуры». Хулахуп также крутит пионерка – героиня комедии «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен» (1964, реж. Э. Климов). Снаряд быстро обрел массовую популярность, и крутить его стали без преувеличения все, а в особенности надеющиеся похудеть женщины (Парфенов 2009: 54). Хулахуп активно использовался в залах лечебной физкультуры, а небольшие кольца – на утренней гимнастике в детских садах. Новое иностранное слово не прижилось в официальной риторике, и дикторы спортивных мероприятий упорно продолжали называть снаряд обручем (Там же). Свидетельством популярности хулахупа может послужить в том числе шуточная песня барда Валентина Вихорева (1963), которую иногда исполнял на концертах Юрий Визбор [130]:

Христос-то, говорят, он был туристом,

А в Библии об этом ни гу-гу.

Все знают, что туриста путь тернистый,

Поэтому и молятся ему.

<…>

Бродил по белу свету сотню лет он,

И хула не слетала с его губ,

Носил под мышкой ветхие заветы,

Вертел над головою хулахуп.

(Вихорев: 30)

175

Вновь открылись лазурные дали / за стеной коммунальных халуп

Первое слово комментируемого стиха указывает на важнейший пункт идеологической программы ранней оттепели: возвращение к «ленинским нормам», к романтике 1920-х гг., к прямому пути в коммунизм, злостно искривленному в годы «культа личности». Неудивительно, что словосочетание «лазурные дали» прямо отсылает к «лазоревым зорям» из I гл. СПС (с. 161), где как раз и шла речь о 1920-х гг. Ср. также весьма актуальный для эпохи оттепели образ «голубых далей», позднее обыгранный, например, в издевательской