Читать книгу - "Демон, которого ты знаешь - Айлин Хорн"

зеркальным повторением совершенного ею преступления: два года назад, незадолго до рождественских каникул, ее чудом спасли во время пожара, который она устроила в собственной квартире. В обоих случаях она оставляла записку, адресованную матери, в которой сообщала, что хочет покончить с собой. Благодаря тому, что в обоих случаях помощь пришла быстро, все обошлось для Зары сравнительно небольшими ожогами и легким отравлением продуктами горения. Однако пожар в ее квартире привел к значительному материальному ущербу. Мало того, серьезные травмы получил один из пожарных, участвовавший в тушении и эвакуации жильцов из здания. В Великобритании максимальным наказанием за умышленный поджог является пожизненное тюремное заключение, даже если в результате пожара никто не погиб. Зару приговорили к пятнадцати годам с правом подать прошение об условно-досрочном освобождении через десять лет. В тюрьме она вела себя хорошо – до недавнего случая с поджогом камеры.

Если оставить в стороне материальные и политические мотивы, поджог – тот вид преступления, о котором мало известно, если говорить о том, что именно толкает на него людей, особенно женщин, хотя в последнее время этот вопрос тщательно изучается [46]. Все свидетельствовало о том, что страсть к устройству пожаров Зара обнаружила еще в семнадцатилетнем возрасте, когда попыталась поджечь кровать в собственной спальне. Тогда обошлось без серьезного ущерба, но ее мать сообщила об инциденте в полицию и выгнала дочь из дома. Девушку взяли под опеку до достижения восемнадцатилетнего возраста. После этого ей пришлось самой заботиться о себе. В комментарии одного из работников социальных служб было отмечено, что она попыталась войти в контакт со своими родителями, но в то время ее отцу диагностировали рак и мать Зары не захотела видеть дочь. Старшие братья посылали Заре кое-какие деньги, но тоже старались держаться от нее подальше – они работали, были постоянно заняты, и, кроме того, у них были семьи. Похоже, ее действительно бросили на произвол судьбы.

Зара уехала из родного Лестера и в поисках работы отправилась в Лондон. Там она снова начала устраивать небольшие поджоги – обычно в парках, а также неподалеку от больниц и полицейских участков, словно старалась сделать так, чтобы последствия ее действий было легче ликвидировать. Она вовсе не пыталась скрыть свою причастность к этим происшествиям, так что ее неоднократно задерживали. Но разжечь огонь и устроить поджог – это не одно и то же. Так что пока полиция не квалифицировала ее действия именно как поджог и не предъявляла ей никаких обвинений, все сходило Заре с рук. Однако в конце концов обвинения против нее все же были выдвинуты, причем дважды. Тем не менее полученные ею сроки были небольшими, и вскоре Зара снова оказывалась на свободе. Записи в архивах комиссии по условно-досрочным освобождениям показали, что после этого какое-то время у Зары все было неплохо – ей удалось найти и арендовать квартиру и устроиться на работу в садоводческом магазине. Она неплохо ладила со своим начальником, который был добр к ней. В течение почти двух лет Зара, похоже, ничего не поджигала. Надо сказать, что такие паузы характерны для патологических поджигателей – как, впрочем, и для других разновидностей преступников. Похожую модель поведения мы нередко видим и у людей, попавших в зависимость от алкоголя или наркотиков. Когда преступники только начинают путь по кривой дорожке и еще не стали совершенно асоциальными, у них могут случаться периоды, когда им по разным причинам кажется, что их жизнь более или менее налаживается. Некоторое время они воздерживаются от противозаконных деяний, но в конце концов что-то снова толкает их на путь преступления. Я предположила, что те два года, когда Зара вела себя фактически примерно, могут быть свидетельством того, что она все еще способна вернуться к нормальной жизни.

Ее куратор из комиссии по условно-досрочным освобождениям рассказал мне, что, помимо прочего, у Зары имелась склонность наносить физический ущерб самой себе. Она проявлялась и в тюрьме – заключенная несколько раз наносила себе порезы на руках и ногах. Это не было необычным явлением: в британских тюрьмах членовредительство не такая уж редкость – к нему прибегают от четверти до трети женщин-заключенных (это в пять раз больше, чем в тюрьмах для мужчин). Цифра эта растет год от года. Согласно данным доклада Министерства юстиции, за последние десять лет она утроилась [47]. Возможно, именно членовредительством объяснялись бинты на руке Зары, хотя, впрочем, повязка могла появиться и из-за ожогов после пожара у нее в камере. Я решила пока не расспрашивать об этом, но подумала, что, вероятно, в ее прошлом было что-то такое, о чем она просто не могла говорить. Некоторые люди, будучи не в состоянии переносить какие-то болезненные чувства, стараются загнать их внутрь и впадают в депрессию. Другие же путем членовредительства как бы привлекают к своей внутренней боли внимание, выносят ее, фигурально выражаясь, на всеобщее обозрение. Оба эти проявления являются сигналами серьезного неблагополучия, призывами к срочной помощи. Такие вещи, как поджоги и членовредительство, могут войти в привычку, бороться с которой крайне трудно, и эта привычка представляет собой серьезную опасность. Поэтому очень плохо, когда такие проявления, как членовредительство, толкуются не как способ привлечь внимание, а просто как некая провинность, плохое поведение[48].

В то утро, сидя в комнате напротив Зары, я была поражена тем, насколько ясно и недвусмысленно она выразила свое желание умереть и каким бесцветным, лишенным эмоций голосом это озвучила. Было очевидно, что ее суицидальные настроения нисколько не ослабли за время пребывания в лазарете. Я поняла, что мне придется самым тщательным образом проинструктировать работников тюрьмы и моих коллег-медиков, чтобы все меры обеспечения безопасности были задействованы самым тщательным образом. Нужно было также внести соответствующие записи в ее личное дело и другие документы, чтобы зафиксировать существующую ситуацию на бумаге. Это должно было не только защитить Зару, но и при необходимости стать доказательством того, что ее услышали и приняли все необходимые меры, – как говорится, «просто на всякий случай». Подобные бюрократические моменты подчас очень утомляют и раздражают, но они тоже по-своему важны. Это я могу иногда позволить себе расслабиться и, дав себе волю, пойти на поводу у чувства сострадания к пациенту. Люди же, работающие в тюремной администрации, должны уметь очень хорошо чувствовать баланс между состраданием к заключенным и своим долгом поддерживать во вверенном им заведении порядок и безопасность, тщательно выполняя функции контроля и наблюдения, когда это необходимо.

Я думала, что если немедленно не отвечу на прямое заявление Зары о ее желании умереть, она может развить эту тему. Но она сидела молча, не шевелясь, и смотрела в