Читать книгу - "Демон, которого ты знаешь - Айлин Хорн"

привыкнуть к подобным вещам – и, надеюсь, никогда не привыкну. Но если Данте закрывал ладонями уши и рыдал, проходя по преисподней, то мне было совершенно ясно: если я, входя на территорию тюрьмы, вдруг расплачусь, это никому и никак не поможет.

Наличие тюремного лазарета дает возможность лечить тех заключенных, которые слишком больны, чтобы находиться в своих камерах. Некоторые из временных обитателей лазарета страдают от физических недугов. Однако поскольку в наших тюрьмах немало заключенных с психическими расстройствами, в лазарете, особенно во время обострений, нередко приходится держать и их. Некоторые дожидаются там перевода в более надежные с точки зрения безопасности психиатрические больницы в течение нескольких недель или даже месяцев. Загруженность лазарета нередко бывает очень высокой. В таких случаях работающий в нем медперсонал можно сравнить с многодетной матерью, которой приходится одновременно следить за большим количеством отпрысков. И тем не менее дежурный по лазарету, встретивший меня в тот день, был весьма приветлив и выглядел вполне компетентным. Он представился как Терри и проводил меня из приемной в кабинет, который специально освободил мне для работы.

Перекладывая папки и коробки, чтобы дать мне возможность устроиться за столом, Терри сообщил, что все очень рады моему приходу. По его словам, сотрудники медперсонала очень беспокоились, как бы пациент, которого я должна была осмотреть, не покончил с собой. Речь шла о женщине. Как и Шарлотта, она была «взята на заметку». Это означало, что на нее распространяется особая система надзора за заключенными. То есть за ней постоянно ведется наблюдение, поскольку считается, что она может попытаться совершить самоубийство. Терри вручил мне оранжевую картонную папку с написанным на нем именем «Зара». Я должна была записывать все свои впечатления о пациенте и оставлять их в папке после каждого нашего с ней контакта. Она же, вернувшись в свое крыло, согласно тюремным правилам, обязана была всюду носить оранжевую папку с собой – чтобы все окружающие знали, что у нее высок риск суицида.

– Надеюсь, она поговорит с вами, – сказал Терри. – Вообще-то ни с кем из нас она ни разу даже словом не обмолвилась.

Женщина, которая через несколько минут пришла в отведенную для нашей встречи комнату, не выглядела угнетенной или чем-то обеспокоенной. Она тихо ответила на мое приветствие и пожала мою протянутую руку холодной, вялой ладонью. Усевшись на стул напротив меня, она взглянула на оранжевую папку, и в ее глазах мелькнул огонек узнавания – она явно понимала, что это такое, но, в отличие от Шарлотты, этот предмет, судя по всему, не вызывал у нее никакого негатива. Внешность у нее была ничем не примечательная: стройная худощавая фигура, черные волосы, заплетенные в длинную косу. Я заметила у нее на руке свежие бинты, видневшиеся из-под рукава просторной шерстяной кофты. На женщине также была юбка значительно ниже колен и туфли-балетки. Во всем ее облике сквозила какая-то покорность – казалось, если бы кто-то в очереди в банке попытался пролезть впереди нее, она наверняка не решилась бы возражать. Когда мы уселись, она не стала избегать зрительного контакта, но взгляд у нее был пустой, равнодушный, и это меня встревожило. Люди, которые находятся в глубокой депрессии и способны совершить самоубийство, часто, описывая свое состояние, говорят, что у них внутри словно все онемело, а эмоции как будто выключили – никакой душевной боли или печали они, как правило, не испытывают.

Я подумала, что сотрудники медперсонала были правы, когда сказали, что эта женщина требует повышенного внимания. Мне также показалось, что хотя наш с ней контакт пока был совсем коротким, она уже успела составить обо мне свое мнение и оно было неблагоприятным.

Начала я, как обычно, с того, что с дружелюбной улыбкой рассказала о своей роли в команде тюремных медиков и о правилах конфиденциальности нашего общения. В ответ женщина что-то неразборчиво пробурчала. Неужели она не понимала, что я пришла для того, чтобы ей помочь? Я не каждый день сталкивалась со столь явным раздражением, исходившим от собеседника – тем более от человека, который на вид казался таким спокойным и бесстрастным. В бытность мою практиканткой мне часто приходилось иметь дело с негативным отношением, и я далеко не сразу научилась справляться с ним и настраиваться на общую волну с пациентами – с моей стороны было совершено много ошибок, которые я впоследствии обсуждала со своими супервайзерами. Этот навык приходит с опытом и основывается на внимательном выслушивании пациента – таком же тщательном, с каким настройщик слушает, как звучит музыкальный инструмент. Хотя Зара продолжала сидеть с совершенно бесстрастным видом и вела себя абсолютно нейтрально, что-то в ней все же вызывало у меня антипатию. Или это я, словно зеркало, невольно отражала ее негативное отношение ко мне, которое она не слишком успешно пыталась скрыть? Я решила ввязаться в бой с открытым забралом.

– Простите мое любопытство, но вы, как мне кажется, немного недовольны нашей встречей?

Женщина ничего не ответила. Взгляд ее был устремлен вниз, и она лишь плотнее сжала губы, словно для того, чтобы не дать случайно вырваться наружу ответу в виде простого «да» или «нет». Мое раздражение еще больше усилилось. Я почувствовала искушение повысить голос, чтобы хоть как-то «разбудить» собеседницу.

– Что ж, возможно, речь идет не о недовольстве нашей встречей. Видимо, вы просто сильно не в духе?

Женщина в ответ неистово замотала головой из стороны в сторону. Что ж, это было лучше, чем ничего. По крайней мере она все же проявила хоть какие-то эмоции. Я заверила ее, что она вовсе не обязана общаться и разговаривать со мной и что ничего страшного не случится, если мы прекратим сеанс, – я вовсе не собиралась ее к чему-либо принуждать. Женщина никак на это не отреагировала. Казалось, она меня даже не слышит. Я невольно подумала, что если бы мне, как ей, довелось находиться под постоянным наблюдением людей, цель которых состояла в том, чтобы не позволить наложить на себя руки, я бы, пожалуй, тоже вряд ли проявляла стремление к сотрудничеству.

– Зара! – окликнула я пациентку.

Она бросила на меня быстрый взгляд, затем снова опустила глаза. Тогда я сказала, что все понимаю – ей, должно быть, нелегко разговаривать с совершенно незнакомым человеком. Она пробормотала что-то совершенно невнятное.

– Простите, вы не могли бы повторить?

– Просто я хочу умереть, – сказала пациентка несколько громче.

Несколько недель назад, незадолго до праздников, Зара устроила в своей камере пожар. К счастью, от дыма сработала пожарная сигнализация, и заключенную удалось спасти. Я с интересом узнала от куратора Зары, что этот случай стал практически