Читать книгу - "Королевы второго плана - Сергей Владимирович Капков"

– Актрисам вашего амплуа везло нечасто. Даже незабвенную Фаину Георгиевну нельзя было назвать счастливой в творческой жизни. А какой своей работой остались по-настоящему довольны вы?

– В середине шестидесятых годов я играла в «антисоветском» Московском потешном театре «Скоморох», которым руководил Геннадий Иванович Юденич. Сейчас, пересмотрев всю свою жизнь, всю работу, могу уверенно заявить, что это было самое интересное время. Нас гоняли: Фурцева высылала нас в Иркутск, где мы провели полгода. Потом уехали в Гомель, откуда нас выгнали в Минск. Из Минска мы приехали опять в Москву. Но театр был замечательный.

А если говорить о ролях… Наверное, любимой была роль в Таллинском театре в спектакле «Орфей спускается в ад» Теннесси Уильямса, где я в двадцать три года играла трагедийную роль художницы Ви Тэлбот. Потом в Ленинградском театре комедии играла министра финансов в «Тележке с яблоками» Бернарда Шоу. Миссис Пайпер в пьесе «Миссис Пайпер ведет следствие» в театре имени Ленсовета. И последняя роль – в театре «Эксперимент» – инсценировка одного из рассказов Шолом-Алейхема, которая называлась «Алейхем, Шалом!» Там я играла две роли – трагическую и комическую. Это, пожалуй, лучшие мои воспоминания. Ну, может быть, еще Сторешникова в спектакле «Что делать?» по Чернышевскому в Московском театре на Таганке. Вот, наверно, и всё.

– Получается, в памяти осталось что-то от каждого театра. Но что за театр «Скоморох»? Боюсь, что сегодня мало кто о нем знает.

– О «Скоморохе» я могу говорить вечно. Я очень смешно туда попала. Позвонил мой друг Вадим Лобанов, очень хороший ленинградский актер, и сказал: «Главный режиссер стоит рядом, приезжай. Будет у тебя работа, будет квартира, будет у тебя всё». Я взяла чемодан и поехала. И так целый год я бегала с зубной щеткой с места на место. Никакой квартиры, естественно, не было, никаких денег тоже, а была только работа-работа-работа по пятнадцать часов. Где мы только не были, куда нас только не кидала судьба! Кто-то давал нам зал Дома пионеров на Птичьем рынке, кто-то помогал деньгами… Но нам было всё очень интересно, мы были молодые и веселые.

Почти год мы работали над спектаклем «О мужике, корове, короне и бабе во всероссийском масштабе» – это было что-то! И вот наконец, когда он был готов, вся театральная Москва в половине первого ночи пришла его смотреть. Происходило это где-то на окраине, рядом с трамвайным парком. Снег валил хлопьями. У нас не было денег, чтобы взять гардеробщицу принимать дорогие шубы и пальто. И тогда Татьяна Кирилловна Окуневская, пришедшая на спектакль, в свои неюные годы перепрыгнула гардеробную стойку и стала принимать шубы от зрителей. Потом пришли представители КГБ, был скандал. В конце концов с опозданием на час под крики «Ура!» и аплодисменты спектакль начался.

А само действо в «Скоморохе» было безумно интересно. Это был синтез танца, пения, музыки, драмы, гротеска, пантомимы. Очень жаль, что молодому поколению это не удалось увидеть.

– Ленинградский театр комедии был одним из лучших театров в стране. Николая Акимова вы не застали?

– Раневская просила его за меня, но он ответил, что характерная актриса ему не нужна. Акимов любил хорошеньких и стройных, какой я никогда не была. Мой друг режиссер Вадим Голиков однажды сказал мне: «Мать, когда я возглавлю какой-нибудь театр, найду тебя, где бы ты ни была…» И он сдержал слово. Когда ему дали Театр комедии, он пригласил меня, и я играла по двадцать семь спектаклей в месяц. Когда стала чуть посвободнее, мы начали ездить по стране с концертами и творческими встречами с Левой Милиндером – дедушкой нынешнего известного телеведущего Вани Урганта. С ним мы дали пять с половиной тысяч выступлений за двадцать лет! Он вел статистику.

– Виктор Сухоруков однажды рассказал, как вы на сцене играли одновременно сразу три спектакля – то есть работали «на три фронта»: на зрителя, на партнеров и на тех, кто стоял за кулисами и наблюдал. Розыгрыши – ваша стихия?

– Конечно. Был такой случай. На Таганке шел знаменитый спектакль «10 дней, которые потрясли мир». Весь театр – в массовке. Я была среди каких-то дам, мимо которых проходил Керенский. Его играл Володя Высоцкий. Последней в массовке стояла Зоя Пыльнова, в финале сцены она бежала за Керенским и кричала: «Александр Федорович!» Он кидал ей платок, и она от переизбытка чувств падала в обморок. Два генерала – Александр Вилькин и Юрий Смирнов – уносили ее за кулисы. Зоя – тоненькая, хрупкая, невысокая. А я – сам понимаешь какая… И вот однажды я сказала: «Зойка, давай сегодня я закричу вместо тебя и упаду в обморок. Хочу посмотреть, как эти двое меня унесут». И вот идет спектакль. Выходит Высоцкий, и я кричу басом: «Александр Федорович!» Тот вздрагивает, на секунду останавливается, затем бросает мне платок и быстро убегает. Я плюхаюсь на сцену, театрально задираю ноги и лежу. Эти два генерала склоняются надо мной и трясутся от смеха. Мое лицо из зала не видно, и я им говорю: «Ну-ну, поднимите-ка… Давайте-давайте, поднимайте…» Сама упираюсь, они никак справиться не могут и беззвучно ржут. Высоцкий хохочет за кулисами, где уже столпилось полтруппы.

На следующий день висел приказ: «Артистка Малкина в исполнении своей роли рассмешила труппу театра. Замечание». Любимов даже не понял, что это был розыгрыш и что я сыграла не свою роль.

– А в жизни вы часто разыгрываете кого-нибудь?

– Раньше это бывало чаще. В молодости мы с актрисой с Таганки Татьяной Лукьяновой заходили в метро и начинали изображать глухонемых. Весь вагон наблюдал за нами, а мы самозабвенно размахивали руками и корчили рожи, естественно, утрируя все движения.

Однажды разыграли Готлиба Ронинсона. Он считал себя целителем, всегда интересовался, не болен ли кто, и стремился оказать посильную медицинскую помощь. Мы были на гастролях в Киеве, жили в гостинице «Украина», и я прикинулась больной. Татьяна побежала к Гоше и закричала: «Скорее, Лилька умирает!» Он со всех ног бросился в мой номер, а я тем временем разделась догола, легла на живот, а в зад вставила розу. Гоша влетел и застыл на месте. Мы с Татьяной захохотали, а он, бедолага, как же нас материл! Но в долгу не остался.

Через несколько дней в мой номер постучали, и вошел целый пионерский отряд. Ронинсон знал, как я отношусь ко всей советской символике и как ненавижу формальные встречи с пионерами. Так вот, дети вошли, салютовали и отрапортовали: «Рады приветствовать знаменитую бабушку из кинофильма “Внимание, черепаха!”». А Гошка выглядывал из-за двери и