Читать книгу - "Волки Второй мировой войны. Воспоминания солдата фольксштурма о Восточном фронте и плене. 1945 - Ханс Тиль"

меня и на группу других людей, которых планировалось разместить в том же районе. Кроме этого, администрация лагеря, где командовали русские, выдала мне еще и 100 восточногерманских марок.

После этого я предпочел ретироваться и не попадаться им больше на глаза и провел следующие несколько дней за изучением режима контроля на границе. В конце концов я решил, что не хочу подвергать себя риску быть пойманным и отправленным в Сибирь. Недалеко от границы, от небольшой железнодорожной станции Фаха[114] с интервалом в несколько часов ходит туда и обратно поезд с железнодорожными рабочими.

Меня тянуло туда как магнитом, особенно в связи с тем, что на открытой местности сидели на вершинах деревьев русские охранники, которые обшаривали местность через бинокли. Наблюдение за станцией тоже было в руках Иванов, как и железнодорожная полиция Восточной Германии.

Я попросил у одного из военных прикурить и сразу же задал ему вопрос, служил ли он в армии.

– Да, довольно долго и уже почти забыл об этом.

Я кратко рассказал этому человеку, в каком положении оказался, и спросил, может ли он что-то мне посоветовать. Он мог. Мне следовало двигаться осторожно и скрытно. Через 25 минут локомотив остановится вон там, и я должен запрыгнуть в него как можно быстрее. Машинист поезда меня поймет.

Для того чтобы отвлечь от меня внимание, он сразу же завел о чем-то разговор с дежурным Иваном и увел его подальше от меня. Потом очень медленно и лениво подкатил локомотив. Так быстро, как только было можно, я вскарабкался по лестнице и полностью скрылся внутри. Через несколько минут локомотив снова остановился. Машинист и кочегар не хотели брать мои последние сигареты. И вот наконец я спокойно спустился с насыпи на дорогу, которая вела в город Ф(илипсталь)[115] в американской зоне. У меня все получилось.

Направляясь по улице в сторону вокзала, я едва ли успел пройти сотню метров, когда рядом со мной резко затормозило транспортное средство странного вида. Из этого уродца[116] выпрыгнули три аккуратные фигуры светловолосых солдат в хорошо сидевшей на них форме, которые быстро почти в один голос заговорили по-немецки:

– Документы?

– Нету.

– Откуда вы идете?

Я коротко рассказал.

– Куда вы идете?

Я точно так же коротко рассказал и об этом.

Затем последовало короткое военное приветствие.

Джип с ревом умчался прочь вместе с его дружелюбно настроенными пассажирами в шлемах с белыми полосами. Мне повстречались американские солдаты. После этого я растянулся вдоль насыпи, чтобы успокоить нервы.

Послесловие издателя

По возвращении в Германию Тиль обнаружил, что его жена ушла от него к другому мужчине, возможно решив, что Тиль погиб и уже не вернется. Позднее и он женился во второй раз и жил в Касселе, работая продавцом облицовочных материалов. Однако его бизнес никогда не был успешным, поэтому им с женой иногда помогал проживавший в Америке брат Тиля.

Война оставила свои отметины на каждом в Германии и на всех членах семьи Тиля. А сам Тиль, несмотря на то что обладал впечатляющим здоровьем, никогда так и не смог полностью залечить физические и эмоциональные раны, причиненные «волками войны». Он умер 13 июня 1974 года в возрасте 72 лет.

Приложения

Приложение А

Заметки об аграрной политике и жизни сельского населения во времена Третьего рейха

Долгое время занимаясь сельским хозяйством, Ханс Тиль, естественно, хорошо знал именно сельскохозяйственную сторону жизни и политику правительства по отношению к крестьянам. Он дал грамотное описание фермерской жизни, снабдив его немногими поясняющими комментариями. Следующий ниже текст позволит читателю лучше понять первую часть воспоминаний, где речь идет о сельском тыле во времена Третьего рейха.

В 1933 году нацистское правительство учредило сельскохозяйственную программу, которая называлась Reichsnährstand и ответственным за выполнение которой был Вальтер Дарре[117].

Была сделана попытка оказать помощь немецким земледельцам, особенно тем, кто имел небольшое хозяйство, путем реорганизации сельскохозяйственного рынка, регулирования производства и установления твердых цен на продукцию. Немецкое слово Reichsnährstand буквально переводится как «Имперское продовольственное сословие». Однако это название не раскрывает всех целей, которые нацисты преследовали данной программой. Reichsnährstand было частью более глубокого процесса, в котором нацистские лидеры видели прославление родной земли и почвы, и смысл этой попытки был отражен в выражении Blut und Boden («Кровь и почва»). Апеллируя к связям человека с землей и противопоставляя их другой стороне жизни, жизни промышленного города, данная фраза также играла на чувствах «кровных уз» с остальными немцами. В то же время данные слова выражали недоверие и даже враждебность по отношению к чужеземцам, а также к тем, кто не относился к «германцам по крови», в первую очередь к жившим в Германии евреям.

Программа Reichsnährstand была главным образом попыткой возвысить образ земледельца, крестьянина и более тесно встроить его в общие политические замыслы государства, и Тиль, признавая, что, хотя крестьяне при Третьем рейхе процветали, как никогда прежде, главным мотивом партии здесь было просто заручиться их поддержкой режиму. В конце концов, когда позиции нацистской партии как руководящего органа стали более прочными, программа Reichsnährstand превратилась в еще одно средство, с помощью которого нацисты имели возможность управлять производством в соответствии с нужными им целями. Всем производителям продовольствия предписывалось быть членами организации, и отказ от этого считался прямым вызовом государству. Таким образом, Дарре и его сотрудники поставили под свой полный контроль всех крестьян, а крестьяне вроде Тиля, не согласные с другими аспектами нацистской идеологии, попали под угрозу потери всех льгот данной программы, нацеленной на помощь тем, кто занимается сельским хозяйством.

Тиль упоминает также и «Закон о наследственной деятельности» (Erbhofgesetz), еще один важный свод законов, направленных на оказание помощи земледельцу, который являлся существенным дополнением программы. Называться Erbhofbauer имел право лишь тот Bauer (то есть земледелец, крестьянин), хозяйство которого отвечало требованиям Erbhof, что буквально переводится как «земля в наследственном владении». Как поясняет Тиль, хозяйство должно было соответствовать определенным стандартам по своему размеру, и 55 процентов крестьянских хозяйств соответствовали этим нормам.

Землю нельзя было дробить на более мелкие участки, закладывать или продавать, и предполагалось, что она перейдет по наследству к старшему сыну фермера. Таким образом, фермер мог пользоваться преимуществами установленных твердых цен, мог быть уверен в том, что земля останется в собственности его семьи. Но несмотря на многие права и почести, которыми стали пользоваться «потомственные бауэры», Дарре во время своей речи в Веймаре в 1935 году раскрыл истинные