Читать книгу - "Коллаборационисты. Три истории о предательстве и выживании во время Второй мировой войны - Иэн Бурума"

странными деталями, но все же не такими, как репортажи японских газет из Нанкина несколькими месяцами ранее, в разгар массовой резни. В «Асахи Симбун» 21 декабря 1937 года писали: «Сначала [китайцы] прятались в тень всякий раз при виде японца. Однако вскоре они подружились с японскими солдатами, с улыбкой предлагая им свои услуги».

А вот реклама в журнале, приложении к той же газете парой дней ранее: «Все заиграло яркими красками в Северном Китае. И это вскоре после того, как Шанхай и Нанкин оказались в наших руках! Наши отношения с Китаем будут становиться со временем все крепче и крепче. Мы, японцы, должны понимать, что отныне нужно стремиться к большему пониманию Китая и китайского народа».

Глава восьмая. Эндшпиль

1. Вестерборк

Нацистская полиция называла своих помощников в штатском V-Mann, что было сокращением от Vertrauensmann, «доверенное лицо». В мемуарах Фридриха Вайнреба есть емкое описание V-Mann. Чтобы быть V-Mann, пишет он, нужно «быть провокатором, полицейским шпионом, осведомителем»[115]. Он знал одного такого человека, который внедрился в группу Сопротивления и сдал гестапо ее участников. Странно, по словам Вайнреба, было то, что этому V-Mann «удалось разыгрывать свой спектакль так долго и никто не предупредил о нем раньше».

Фриц Кох, офицер СД, который дважды арестовывал Вайнреба, называл его «превосходным V-Mann». Он «выдал множество семей, я даже не помню сколько… Он выкладывал нам все и действительно старался как мог. Он делал все это, чтобы защитить себя и свою семью»[116].

Кох рассказал это после войны. Доверять признаниям бывшего нацистского офицера было бы глупо. Однако есть и другие сведения о действиях Вайнреба в 1943 году – не только от нацистов, но и от их жертв, которые подтверждают слова Коха. Вопрос в том, когда именно Вайнреб стал V-Mann. Заявления, будто он контактировал со штаб-квартирой СД на вилле Виндекинд еще до своего первого ареста, так и остались без доказательств. Рассказы о том, что произошло после его второго ареста 19 января 1943 года, когда его посадили в «Оранский отель» в Схевенингене, чрезвычайно противоречивы.

Сам Вайнреб многословно, во всех подробностях расписывает, как его пытали. Он пытался убедить Коха, что это он, Вайнреб, все выдумал, что этот надуманный список должен был дать евреям надежду, что никакого генерала фон Шумана не существовало в помине и вообще никакой немецкий офицер не поддерживал его вымышленного плана. Кох не верил. Он был убежден, что где-то в немецкой армии кроется заговор и из Вайнреба можно выбить правду. Когда перешли к жестким методам, Кох тактично вышел из кабинета для допросов. Он был брезглив в этих делах. Вайнреба били по лицу, лупили ногами, топтали до тех пор, пока он едва мог ходить или сидеть. Одним из его мучителей был немецкий громила со стеклянным глазом, Лемке. Однако голландцы из СД были даже беспощаднее немцев. Пытки не прекращались несколько дней, а то и недель. Вайнреб упорно настаивал, что он просто ловкий выдумщик, но допрашивавших это не убеждало. Возможно, профессиональную гордость Коха слишком ущемляла мысль о том, что его облапошили. Поэтому избиения и истязания продолжались. Вайнреб утешал себя, что «им не позволят избить меня до смерти, потому что так они лишатся заговорщиков. Сперва Коху нужно докопаться до источника предполагаемого заговора»[117].

Как обычно в историях Вайнреба, даже будучи жертвой пыток, он не может удержаться от комментариев о том, как им восхищались. «Кох прошипел: „Да он кремень. Наверное, его как следует натренировали. Он куда опаснее, чем мы думали. Интересно, правда ли он еврей. Вдруг это очередная маска“»[118].

Говорил ли Кох это на самом деле? Если Вайнреба действительно пытали, то, что бы он ни рассказал на допросах, его не следует судить слишком строго. Мы не знаем, сколько сами выдержали бы нестерпимую физическую боль. Но Вайнреб утверждает, что выдержал. Вопрос в том, подвергали ли его таким испытаниям.

Голландская коллаборационистка Крийна Перен, работавшая в СД временным секретарем Коха, утверждала после войны, что присутствовала на допросах Вайнреба. Тот нервничал и был как на иголках, но Перен настаивала, что никто его и пальцем не тронул. Он говорил без умолку, развлекая сотрудников СД байками, рассказывала она. Она заметила, что он называл имена евреев[119] и адреса будто невзначай, словно не желал казаться информатором.

Опять же, возможно, она не самый надежный свидетель. Однако некоторые события, которые произошли, пока Вайнреб находился в тюрьме, сомнений не вызывают. Кого-то из тех, кто поддерживал с ним контакт, распределяя деньги и талоны на питание для скрывавшихся евреев, вскоре арестовали, как и тех, кто познакомил его с мелким уголовником, исполнившим роль его воображаемого партнера-аристократа Сикса.

Потом в Гааге произошла печально знаменитая облава на улице Райнкенстрат, где двадцать четыре еврея были арестованы, пока Вайнреб сидел в тюрьме. Некоторые из них заплатили, чтобы попасть в его список. Их укрывала у себя женщина невероятного мужества Сара Вальбеем, медсестра-евразийка, всегда готовая прийти на помощь. Вскоре она приютила в своей квартире столько людей, что это было уже небезопасно. Кто-то спал на полу, кто-то – в ванне. Все время приходилось соблюдать тишину, по дому ходили на цыпочках, в носках. Даже спуск воды в туалете мог привлечь лишнее внимание соседей. Пока однажды ночью в марте в дверь не забарабанили сотрудники СД под началом Фрица Коха и не арестовали всех. Вальбеем выжила в заключении, но после пыток здоровье ее так и не восстановилось. Все, кого она прятала, погибли в газовых камерах в Собиборе. Самым младшим из них был полугодовалый младенец. Кох утверждал, что о том, где скрываются евреи, ему рассказал Вайнреб. Он уточнил, что помощь в этом и других вопросах[120] давала Вайнребу и его семье гарантию, что их самих не отправят в Польшу.

Мы знаем, что мемуарам Вайнреба доверять нельзя. Представляют интерес некоторые подробные описания – даже слишком подробные, ведь его хвастливые истории тянутся и тянутся, пока от них не становится дурно. Однако какие-то его рассказы могут быть вполне правдивыми и говорят о нем гораздо больше, чем он сам того желал, особенно когда речь заходит о его сложном отношении к еврейству. Есть причудливая история о его соседе по камере Шеллевисе, беспокойном молодом еврее, который все время дрожал, словно постоянно ожидая побоев. Шеллевиса совершенно случайно задержал в Амстердаме немец, который привел его к себе домой и держал там как пса. Он