Читать книгу - "Я дрался в 41-м - Артем Владимирович Драбкин"

колонну начинался налет, то этот летчик из своего пулемета открывал огонь по немецким самолетам огонь, и я сам видел, что из-за этого они отворачивали. Но с нами он пробыл недолго, всего пару дней.

И надо прямо сказать, что мы очень тяжело воспринимали это отступление, хотя и были уверены, что это всего лишь кратковременные неудачи. Но мы никак не понимали, где же наши многочисленные механизированные корпуса и танковые дивизии. Было очень досадно, больно, но на самом деле никто толком ничего и не знал, да к тому же мы еще и противника совсем не видели… В общем, во время этого отступления мы потеряли все свои орудия. Ни одно не спасли, все до единого немцы разбомбили. Да и что там их было бомбить, когда эти трактора еле ползли.

В последнее орудие, помню, во время налета бомба попала как раз между трактором и орудием. Так трактор прямо как спичечный коробок сплющился… Зато, насколько я помню, среди людей у нас никто не погиб.

И если я не ошибаюсь, то в районе Волчанска нас вывели на переформирование. Получили пополнение, а всех «одногодичников» у меня разобрали, чтобы распределить их командирами, потому что это уже были грамотные в артиллерийском отношении люди. Но зато орудия нам дали уже 107-мм. Мы их опробовали на полигоне, но после 152-мм это, конечно, совсем не та мощь. Наверное, месяца два мы там простояли, а потом нас опять двинули на фронт, и почти сразу я попал в плен.

Расскажите, пожалуйста, об этом.

Где-то в начале сентября мы развернулись на реке Орелька, кажется, это было где-то в Полтавской области. Приехали, расположились и даже успели произвести пристрелку. А надо еще сказать, что в это время меня уже назначили начальником штаба дивизиона. И помню, как мы обрадовались, когда узнали, что перед нами стоит «шахтерская» дивизия, один из батальонов которой мы и должны были поддерживать огнем. Ведь мы знали, что шахтеры — это железные, мужественные и по-настоящему преданные и надежные люди, поэтому лично я был абсолютно спокоен.

Мы переночевали и утром пошли на НП. Нас было шестеро: два разведчика, два радиста и я с моим помощником по разведке. У нас на пути располагалось поле спелого подсолнечника, а так как мы знали, что до НП еще где-то километр, поэтому шли абсолютно спокойно.

И тут буквально метрах в пяти от нас выскочили трое немцев: «Хенде хох!» а мы к тому же увидели, что еще где-то пятеро немцев лежат рядом и все наставили на нас автоматы… Конечно, от такой неожиданности мы буквально опешили. Они к нам сразу подскочили, отобрали у нас оружие. Но мы-то с лейтенантом шли налегке, поэтому несколько оторвались от радистов и разведчиков. А те как увидели такое дело, сразу бросились назад. Немцы по ним вроде даже стреляли, но ни в кого не попали.

Вот так получилось, что мы вдвоем попали в плен…

Интервью и лит. обработка — Н. Чобану

Васильева Вера Максимовна

22 июня 1941 года началась война, мы тогда всей семьей жили в однокомнатной квартире, дети спали на полу. В субботу был жаркий день, ночью стояла такая же жара, и тут в 4 часа как грохнет что-то и потом вдруг загромыхало так, что ужас. Мы все перепугались, кричали, а немец тем временем бомбил танкостроительный завод, где отец работал, и такие сильные взрывы раздавались, что у нас стекла вылетели и штукатурка в комнате посыпалась, отец же сразу, может, он предполагал или кое-что знал, схватился и в штаб. Когда вернулся оттуда в 10 часов, сказал нам: «Дети мои — война!» Я уже 25 июня выехала на свой участок работы в город Короб в инфекционное отделение, только туда приехала, а там уже на столе лежит повестка, мол, явиться в военкомат, чтобы быть там зарегистрированной. В военкомате нас продержали недели две, пока формирование шло, затем нас послали сопровождать конницу в город Кропецк Воронежской области, и когда мы ее сопроводили, то приехали опять же обратно в Короб, откуда нас послали по частям, я попала в артдивизион. Тогда медработников в разные части направляли, нас было очень много. И вот пошло-поехало, только я прибыла в часть, нас выдвинули к передовой, немец как начал бомбить и штурмовать наши позиции, что мы все оттуда, как говорится, без оглядки бежали. Вскоре мы попали в окружение под городом Оржица Полтавской области, выходили из него 10 дней. Что уж скрывать, немец настолько жал со своей техникой тогда, что нам было очень далеко до его уровня. При выходе из окружения попала я в группу из 12 человек: два командира, один сержант, остальные рядовые, командовал нами старший лейтенант Ульянов. Шли по компасу, перебирались через овраги, форсировали реки Сула и Пселл. Представьте, лодок никаких нет, у бойцов были плащ-палатки, мы их наполняли соломой, по нескольку человек садились и переплывали, и вот если Сула еще спокойная река, то Псел сумасшедшая, не переправишься, и все. Тут пришлось так сделать: мостик был какой-то, по нему шла машина, и мы под этой машиной зацепились и переехали, и сразу за нами хлипкий мостик обвалился. А дальше было самое страшное, ведь передовая — это когда и немцы по тебе стреляют, и наши бьют, и вот надо было здесь пробраться. В итоге вышли из окружения под Ахтыркой в Харьковской области, нас встретили, а мы все были в крови и грязи. Из 12 человек нас осталось только семеро, остальных или так тяжело ранило, что нельзя ничего сделать, или убило. Из одежды на нас что попало было, у кого лапти, у кого немецкие шинели, но встретили нас нормально, к особисту не повели, а сразу направили по разным частям, кого в комсостав, кого в медсостав. Я попала в санбат артподразделения, нас готовили к отправке на Северо-

Западный фронт, попали мы в район деревень Большие и Малые Дубовицы, Кутелиха. Мы расположились под Ленинградским плацдармом, и там шли ожесточенные бои, особенно под станцией Крестцы, то немцы ее захватят, то мы отбираем ее, а продовольствия не довозили в части, вагоны во время постоянных бомбежек разлетались в щепки. Санитарный поезд подходил к позициям, но близко нельзя, один раз попытались подвезти поближе, так немцы его разбили, полный поезд был больных. Раненых было очень много, а ведь еще сколько больных было, даже