Читать книгу - "Волки Второй мировой войны. Воспоминания солдата фольксштурма о Восточном фронте и плене. 1945 - Ханс Тиль"

лагеря, и мужчин и женщин. На этот случай парикмахеры получали указания постричь, точнее, обрить волосы того или иного заключенного, которые успели довольно хорошо отрасти. Нескончаемо долгое ожидание доставляло такие же неудобства, как и потерянная для отдыха ночь. Процедура получила название «выставка чесоточных». Многие женщины плакали, а на следующий день все ходили злые и раздраженные.

В П(отулице) не следовало забывать и о постельных паразитах. Мы все находились во власти этих чудовищ. К сожалению, я был одним из многих, кого эти твари донимали особенно немилосердно. Они просто кусали нас до тех пор, пока мы не проснемся, после чего начиналась бессмысленная охота в темноте. Укусы горели как от огня, от них появлялись отвратительные опухоли. Ни о каком сне не могло идти и речи. К счастью, зимой эти мерзкие создания исчезали.

Как-то примерно шестьдесят мужчин и такое же количество женщин выгнали и построили на улице. Среди этих людей оказался и я. Все мы забеспокоились, потому что поняли, что это является наказанием за то, что кто-то что-то совершил. Что они собирались с нами сделать? Но все мы были измотаны. Мы стали настолько безразличными ко всему, что даже «песчаный холм» ни у кого уже не вызывал никаких эмоций.

Нас переодели в новые серые тюремные одежды с широкой красной полосой на левой ноге и большим красным треугольником на спине. Потом нас повели к какому-то дальнему хорошо охраняемому бараку. Женщин переодели в ту же одежду и погнали за нами. Наш новый дом получил название штрафного барака, а мы были теми, с кем надо было обращаться с особой жестокостью, держать под усиленным контролем, что позволит быстро покончить с нами. Барак можно было покидать только для выхода на работы.

Для нас появилось очень много ответственной работы. Грузовые машины (прекрасные американские грузовики «додж», обслуживаемые нашими механиками) приезжали сюда даже ночью с грузом дерева, угля и продуктов. Их надо было загрузить и разгрузить, отчего наши ночи становились еще короче.

Инспекторские проверки здесь проводились особенно стремительно и жестко. Под тонкой рабочей одеждой мы носили короткую полотняную рубаху и такие же штаны. Такая одежда, видимо, была хороша для тропиков, но для неотапливаемых помещений в П(отулице), где были вечно открыты окна при температуре даже 20 градусов ниже точки замерзания, она явно не подходила. Если удавалось найти где-нибудь газету, упаковочную бумагу, любой клочок, то бумага сразу же шла на утепление тела или оборачивалась вокруг ног. Ночами это богатство с переменным успехом старательно пытались утаить от внимания тех, кто устраивал инспекции. Но каждому было понятно, что в долгосрочной перспективе нам в таких условиях долго продержаться не удастся.

Я снова должен был явиться к лагерному начальству. На этот раз мне вручили счет за судебные издержки на сумму 1490 злотых, которые следовало оплатить немедленно. Сохраняя серьезное выражение на лице, я заявил о передаче государству всей моей собственности в Восточной Пруссии. (Кстати, когда я говорил о судебном вердикте, забыл упомянуть, что приговором предусматривалась также и конфискация всего моего имущества, а также лишение меня гражданских прав)[94].

– Топай обратно в барак, чертов немец.

Как хороший работник я был включен в число тех, кто постоянно приписан к одному и тому же бригадиру, а потому никуда не мог деться с определенного рабочего места, даже когда набирали людей для восстановления Варшавы, и я был включен в списки. В большинстве случаев моих товарищей включали в состав гужевых конвоев. Этот род деятельности можно было отнести к особому роду рабства. Группа из пятнадцати человек становилась на место тягловых животных и тянула повозку – из тех, что раньше использовались для подвоза боеприпасов. Запряженные в эти повозки люди тащили толстые бревна, доски для столярной мастерской, кирпичи, цемент, камни то туда, то сюда, – все, что могло понадобиться в любой точке города. Дневные нормы были высокими, а грузы очень тяжелыми. Четырем сильным лошадям было бы нелегко тянуть груз дерева, который заставляли тащить пятнадцать женщин. По два человека привязывались веревками к оси телеги с каждой стороны, еще две пары тянули повозку спереди, один человек двигался во главе процессии и двое толкали повозку сзади. А капо в сопровождении одного или двух охранников-милиционеров следил за тем, чтобы его команда не снижала скорости движения, чтобы ни во что не врезались, а последнее происходило довольно часть.

В фермерских хозяйствах точно так же предпочитали беречь тягловых лошадей, и женщинам приходилось тащить бороны или выступать в роли трактора. Самая высшая степень рабства, как во времена Нерона. Весной босые женщины и девушки осушали торфяные болота, заполненные льдом и водой, а после этого начинался настоящий рабский труд. Прибежищем тех, кто не выдержал пыток и побоев, становился «песчаный холм». И никому не позволялось сказать против этого хоть слово, если ты не хотел подвергнуть себя опасности отправиться в подвал за распространение «ложных» слухов.

Около лагеря ценой сотни жизней была построена спортивная площадка. Люди возвращались с работ с отбитыми боками, спинами, головами и ногами. Они не могли ни стоять, ни лежать, ни сидеть. Многие женщины и крепкие мужчины ночами вешались, чтобы избежать этих пыток.

Одна из медсестер в лазарете уронила термометр. Как результат, три дня карцера, после чего – отправка на перевозку грузов в качестве тягловой силы. Еще одна не выполнила назначение на табличке, как ей было поручено. Результат: три дня в том же «подвале смерти», после чего – на перевозку грузов. Карцером наказывалась любая малейшая провинность. В темное помещение, абсолютно пустое, с холодным цементным полом, помещался голый человек, без еды, периодически награждаемый пинками, ударами кулаком или полицейской дубинкой. Было понятно, какой «популярностью» пользовался здесь карцер. Для наведения чистоты давали воду, но вытирать ее заключенный должен был раз за разом собственной одеждой. И если кто-то простодушно рассказывал о том, что побывал там, то его очень быстро отправляли туда же снова (информаторы работали очень хорошо). Поэтому люди предпочитали, освободившись, не рассказывать о карцере ничего.

Я видел во время проверки, как из карцера вышел голый мужчина. Он сразу же пустился бегом по лагерю, как будто за ним гнались черти. Но и могильщики со своими носилками не оставались без работы – для них всегда были наготове завернутые в одеяла трупы. Сердечная недостаточность! День за днем, как по расписанию, могильщики проходили мимо моего рабочего места со своим грузом. Довольно большой ящик на маленькой тележке – да, здесь все проходило в порядке, определенном христианскими обычаями.