Читать книгу - "Проклятие прабабки. Книга 1 - Анна Чернышева"

— Это не я, — получилось в итоге просипеть.

— Да вы, вы, я же чувствую вашу энергетику. Но, возможно, не специально. Такое бывает, когда не знаешь о своём Даре и разбрасываешься направо-налево. Давайте поступим так. Я вам оставлю обезболивающее и травки попьёте. Если всё будет нормально, то дня через три всё должно пройти.

Я закивала, и фельдшер начала собираться. Почувствовав панику, я схватилась за белый халат и потянула её на себя. Она усмехнулась.

— Свой телефон я оставила вашему молодому человеку, как нужно будет — звоните. И давайте без глупостей. Никаких снов, никаких ярких желаний. Просто ешьте, спите, и выздоравливайте.

С этими словами чудесная Мария Фёдоровна встала, взяла свой чемоданчик и пошла к выходу. Я же безумно радовалась, что в этом мире есть кто-то, кто сможет мне всё объяснить. Я не одна среди всех этих загадок, предков и прошлых жизней. У меня появилась … коллега?

***

Следующий день прошёл ровно так, как предписывала фельдшерица. Дима поил меня отварами, кормил картошкой пюре, бананами и мягким творогом. Ворчал, что должен сейчас плавать в реке, ловить раков и поедать их с пивом, а я сломала ему все карты.

Вообще, если честно, я впервые жила под одной крышей с мужчиной. И это был очень интересный опыт. Я смотрела, как он встаёт по утрам и делает зарядку, как школьник. Потом тягает гантелю, отжимается и мчится на пробежку. Спустя час возвращается мокрый, сразу после уличного душа, и благоухает гелем для душа. Мне обязательно приносит или мисочку клубники, или стаканчик малины, и, пока я поглощаю живые витамины, готовит нам завтрак.

Его рацион прост — каша, кофе и бутерброд. А ещё он — сладкоежка. Обязательно кладёт по две ложки сахара на кружку, а потом закусывает конфетой. С ним в доме поселяется какой-то новый запах, непохожий на наш с мамой домашний аромат. У нас квартира пахнет кремом для лица, ванильным сахаром и стиральным порошком.

Здесь же Томин дом пахнет пылью, какими-то железками и рыбой, которую Дима приволок с рыбалки и запихнул в морозильник прям так, как был.

Сегодня он решил её достать и разделать, и прямо сейчас он матерился на кухне, откалывая мороженые туши друг от друга. Я же слушала эти непривычные звуки и мне было очень хорошо. Никто не кудахтал над ухом, как это делала мама, если я вдруг заболевала. Мне не надо было самой заботиться о пище и лекарствах. Дима сам готовил, сам приносил мне питьё и таблетки, мерил температуру и отписывался Марии Фёдоровне о моём самочувствии.

Жар спал к вечеру, и хоть я ещё, преимущественно, молчала, но мне уже хотелось чем-то себя занять. И я решила поискать господ Мухиных, живших в Саратовской губернии в 1909 году. Если, конечно, всё это не выдумки моего воспалённого воображения.

Поиск выдал тему на генеалогическом форуме по однофамильцам Мухиных, советскую детскую писательницу Мухину-Петринскую, которая родилась в 1909 году. Книга памяти Саратовской области, посемейные списки Саратовских мещан… Я внимательно изучала каждую ссылку. Но либо речь шла о выходцах из бедных крестьян, как в случае с писательницей, либо о Мухиных из других мест Российской Империи.

Тогда я принялась изучать историю Хвалынска. Судя по всему, мой яблоневый сад из сна и деревянный терем-дом находились где-то там. Город действительно именовался яблоневой столицей и там было много садов. А ещё известковые горы и известный лыжный курорт, куда зимой стекались толпы народа покататься.

Так… что ещё? До революции здесь осели множество старообрядцев. Но я, как ни старалась вспомнить, не смогла увидеть своим внутренним взглядом никаких религиозных предметов: ни распятий, ни картин, ни даже красного угла с иконами.

Ага, еще Хвалынск известен в связи с творчеством художника Петровым-Водкиным. Тоже мимо…

Очевидно, что мои Мухины не оставили сколько-нибудь значимый след в истории города, раз простым поиском в Яндексе я не могу ничего найти. Значит, надо зайти с другой стороны.

Каким-то ветром моя прабабка Варвара оказалась в Васильевке, в Самарской губернии. Соседняя область, конечно, но далековато от Хвалынска. Может быть, я смогу узнать что-то о Васильевке?

В Васильевке тоже есть яблоневые сады. В начале двадцатого века они были помещичьи, а теперь они заброшены. Кстати, помещичий дом тоже сохранился на берегу реки, но он несколько раз перестраивался, и сейчас там, вроде бы, живут несколько семей. И он совсем не похож на дом из моего сна.

Так, Васильевка… В середине девятнадцатого века деревню купил купец Васильев (неожиданно!), и до него она звалась Яблоньки. Понятно. Здесь жили государственные крестьяне, а помещичий дом был просто большой деревянной дачей, которую купец перестроил под свою летнюю резиденцию.

После революции дом национализировали и первое время там была школа-интернат, а потом дом поделили на квартиры и отдали четырём крестьянским семьям. Занятно. Что стало с Васильевым и его семьёй, в Википедии не сказано.

Здесь тоже глухо… Я почувствовала, что устала, и отложила ноутбук. С кухни запахло жареной рыбой и я неожиданно для себя сглотнула слюну. Чёрт, как же больно!

Я встала, накинула на плечи покрывало с дивана и поплелась на кухню. В центре неё колдовал высокий широкоплечий мужчина. Он был в летних шортах и без майки. На плече висело кухонное полотенце. На плите шкворчала обвалянная в муке рыба.

— Майку надень, — просипела я. — Жир от рыбы может обжечь.

«Ну и я не буду на тебя так откровенно пялиться», — подумала заодно.

Дима кивнул, но с кухни не ушёл. Отошёл подальше от плиты и спросил:

— Пить будешь? Горяченького?

Я кивнула и присела на табуретку у стола. На нём стояла кастрюлька, в которой я обнаружила дымящуюся варёную картошку. Тонко нарезанный бородинский хлеб, сало и початая бутылка коньяка красовались рядом.

— Коньяк будешь? — спросил Дима. — В чай?

Я кивнула. Очень хотелось попробовать всю эту деревенскую прелесть, но аппетита не было. А вот горячий алкоголь мог немного согреть горло и поубивать там всю мерзость, которая заставляет меня страдать.

Дима вышел из кухни, а когда вернулся, то на нём уже была серая майка с коротким рукавом, а в руках две хрустальные стопки.

Не-не-не, — покачала я головой. — Мне в чай.

Себе Дима налил коньяку в рюмку, мне в чай, а потом поставил в центр стола деревянный кругляш, а не него сковородку с жареными рыбьими стейками. Мой желудок