Читать книгу - "Проклятие прабабки. Книга 1 - Анна Чернышева"

— Да! — запищала я от восторга. Лихорадочно соображая, как бы выяснить, где мы находимся, я проследовала за отцом в его кабинет. Там, не привлекая к себе внимания, начала рассматривать фотографии, выставленные за стеклом в книжном шкафу.

Потом, заложив руки за спину, со скучающим видом переместилась к папенькиному столу и нырнула ему под руку. На столе лежала газета «Биржевые ведомости», лупа с длинной полированной ручкой и карандаш, которым папенька что-то подчеркивал в колонке на первой полосе. Мой взгляд скользнул дальше по столу, пока я вертела в руках занятную вещицу — массивную сургучную печать из жёлтого металла, с вытесненными кучерявыми инициалами «АМ».

И тут я увидела конверт, надписанный аккуратным каллиграфическим почерком: «Господину Александру Ивановичу Мухину от г-на Дорохова М.Г., Саратовская губерния, Хвалынский уезд, г. Хвалынск». Бинго! Мухины из Саратовской губернии! 1909 год! Умница, Танечка! Теперь я знаю, откуда можно начать поиски. В порыве радости я обняла папеньку, поцеловала его в щёку и прижалась к нему всем телом, впитывая тепло и ласку.

А потом проснулась.

Глава 16

На этот раз в доме что-то изменилось. Я почувствовала посторонние запахи и шум. Подняв голову, тут же охнула и опустила, потому что затылок прострелила острая боль. Пришлось спешно закрывать глаза и напрягать слух.

— Да я вижу же, что не спишь, — в комнату заглянул Дима и ухмыльнулся. — Ты чего это посреди бела дня валяешься? Опять Тамарину наливку пробовала?

Я не отвечала, пытаясь погасить боль в голове и больше не шевелиться. Но Дима сам подошёл, положил руку мне на лоб и присвистнул.

— Да ты горячая штучка, Таня, — пошутил он. — И давно болеешь?

Я подняла руку с двумя пальцами и обозначила, что два дня.

— Нормально ты приехала — день всего отдохнула и на два свалилась. Ты просто профессионал в поиске неприятностей на свою голову.

Я попыталась что-то просипеть, но не смогла издать ни звука. Горло болело, особенно неприятно было глотать и разговаривать.

— Тааак, понятно, — заключил Дима и вышел в комнату. Я слышала, как он наливал воды в чайник, потом шуршал пакетами. А затем до меня донеслись звуки его голоса — он разговаривал по телефону.

Спустя какое-то время он принёс мне тарелку с горячими макаронами, смазанными сливочным маслом, и тёплый чай с малиной. Я обрадовалась еде, потому что уже пару дней у меня не было во рту ни крошки. А на малину в чае посмотрела с удивлением — где он её взял?

— Прошлогодняя баночка стояла в холодильнике, — пояснил Дима. — Свежая только-только поспевает. Ты её лучше сама поешь, как оклемаешься. И я вызвал местного врача, пусть тебя посмотрят. Ещё кому-то надо сообщить, что ты заболела?

Я мотнула головой. А потом подумала и начала шарить вокруг себя в поисках телефона. Дима понял, и подал мне его со столика — видимо, поставил заряжаться.

Я открыла мессенджер и задумалась. Глеб, наверное, уже понял, что я так себе сотрудница. Во вторую неделю работы свалила за город, а потом вообще перестала выходить на связь. Но сообщить о себе надо было. Я быстро напечатала сообщение, описав ситуацию, и понадеялась на лучшее.

Потом подтянула к себе тарелку с горячей едой и начала осторожно есть. Глотать еду было больно, но желудок просил пищи. Дима возился на кухне, что-то раскладывал, иногда ронял крышки от посуды и тихо, под нос, матерился. Я допила чай с малиной и моментально вспотела, как в детстве. Потом меня потянуло в сон и я, укрывшись с головой, провалилась в беспамятство.

Из сна меня выдернула чья-то прохладная рука, которая уверенно взяла меня за запястье и положила на пульс тонкие пальцы. Я открыла один глаз и уставилась на сухонькую старушку, которая была одета в белоснежный врачебный халат и на шее носила чёрный стетоскоп.

— Проснулись, Танечка? — улыбнулась старушка. — Я Мария Фёдоровна, фельдшер. Ваш молодой человек просил приехать и осмотреть вас. Давайте откроем ротик, и я посмотрю, что же там у вас такое приключилось.

Она говорила слегка нараспев, как с ребенком. Возможно, раньше она была педиатром? Достала холодную железяку, которой лазят в горло, и я послушно открыла рот. Она поцокала, потом пощупала лимфоузлы под подбородком, на ключицах, и, судя по лицу, ничего серьёзного не обнаружила.

Потом выгнала Диму, застывшего у дверного косяка на кухню, и принялась прослушивать моё дыхание холодным стетоскопом, от которого я ёжилась. Я вопросительно посмотрела на неё и просипела: «Что со мной?»

— С вами, Танечка, обычный фарингит, который бывает очень неприятным. Хорошая новость — он пройдёт за неделю, если вы не наделаете глупостей. Плохая — он очень противный, потому что больно говорить, глотать и даже дышать. — Я согласно закивала, потому что воздух, который я вдыхала, тоже царапал моё бедное горло.

Она помолчала. Посмотрела куда-то мимо меня, кому-то кивнула, а потом добавила:

— А ещё у вас энергетическое истощение. Нельзя же так, милая моя, без остановки практиковать.

Я вытаращила на неё глаза и сделала удивлённое лицо. Уже даже открыла рот, чтобы задать свой вопрос, но она накрыла своей сухой лапкой мою руку и сказала:

— Можете ничего не объяснять. У вас тонкие тела истощены, и энергетическая оболочка вся в дырах. Что делали? Приворот? Отворот? Гадали?

Я усиленно помотала головой. Ничего такого я не делала!

— Я… спала, — просипела я. — И сны видела. Всё.

Мария Фёдоровна снова посмотрела за мою спину, будто советуясь с кем-то. Я тоже обернулась, но, конечно же, никого не увидела.

— Значит, сны были очень необычные. Так?

Я покивала.

— Так вы не практик? — настороженно спросила фельдшер. Я помотала головой.

— Странно. Галина Ивановна мне на вас жаловалась, да и я сама видела ваши энергетические нити… И вы сейчас болеете не просто так, а за практику, выполненную с нарушением всех техник безопасности. Себя не жалеете, и их, — она кивнула куда-то наверх, — тоже.

— А … Галина… — просипела я, но закашлялась и схватилась за горло.

— А Галина Ивановна пала жертвой вашего недоброго глаза, — усмехнулась Мария Фёдоровна. — Как человек и чиновник она, конечно, так себе, но такого точно не заслужила. Она уже несколько дней вся чешется и не показывается на людях.

Я испуганно мотала