Читать книгу - "На встречу дня - Ежи Вавжак"

опыте. И Яниц не стал ерепениться, не в пример старому Вандоху, который продержался дольше их всех и только после плавки, целиком пошедшей в брак, согласился перейти на более низкую должность.

Сейчас Яниц даже не посмотрел в сторону Кузьника, знал, что тот побурчит себе под нос, а мульду все-таки подбросит. Да и Бялый с Лисом шли уже к своим местам. Яниц подошел к печи. Через смотровое окно, наклонившись, морща лицо от жара, осмотрел свод. Держится хорошо. Сквозь кобальтовые стекла вогнутая чаша светилась яркими фиолетовыми переливами, на которые словно наброшена была темная сетка швов. Их он осматривал особенно внимательно.

«Выдержит еще плавок тридцать до капитального ремонта, бояться нечего, — подумал он с уважением о бригаде ремонтников, которые довольно давно закончили эту печь, и она была все еще как новенькая. — Надо только с ней поаккуратнее...»

Он направился к своей кабине, дав знак Леону, который стоял пока без дела, опершись о пульт управления. Этого одного выразительного жеста оказалось достаточно. Вальчак нажал кнопку и почти до половины открыл среднюю заслонку.

Яниц, согнувшись, быстро прошел перед печью, преодолевая вырвавшийся, словно взрывная волна, тугой поток горячего воздуха, и внимательно осмотрел поверхность ванны. Наконец он отступил назад и отвернулся от печи. Потер рукой утомленные глаза. На какое-то мгновенье прикрыл их растопыренными пальцами, словно стараясь удержать в памяти увиденное, сравнить с тем, что встречалось ему не раз.

— Ну что?! — крикнул Вальчак, не получив знака опустить заслонку. — Держать что ли открытой? — засмеялся он, блеснув белыми крепкими зубами на опаленном лице.

— Иди сюда, — махнул рукой Яниц, — посмотри сам, — попросил он, когда Леон подошел ближе. — Не нравится что-то мне... с левой стороны. Металл сильно бурлит. Похоже, вроде бы разъедает подину.

— Да ну! — ахнул Леон и, повторив тот же маневр, что и Яниц минуту назад, подошел к нему с растерянным лицом.

Ему не хотелось соглашаться с невысказанным еще мнением, но все-таки он сказал:

— Черт, что же там такое? — Он сдвинул на затылок защитную шляпу. — Похоже, будто разъело глубокую яму и подбрасывает металл вверх.

— Зенек! — крикнул Яниц Лису, апатично швырявшему в мульду завалочной машины куски тяжелого марганца. — Пулей лети за мастером! Что они там копаются с этой пробой, сучьи дети, — буркнул он, зная, что никакая проба теперь уже не поможет делу.

Минуту спустя пришел, а точнее, прибежал Гурный. Вид у него был не лучше, чем у них, хотя он не работал с лопатой у печи, не двигал рычаги механизмов и не долбил чуть ли не до полного изнеможения стальным ломом неподатливую, спекшуюся в камень груду доломита. Восьмичасовая непрерывная беготня среди неустанного движения, десятки указаний и распоряжений, отдаваемых одновременно трем бригадам, перебранки с крановщиками и операторами загрузочных машин, стычка с мастером копрового двора и бессмысленный спор с бригадиром разливочного пролета — все это так ясно отразилось на его лице, отпечаталось в резких морщинах усталости.

— Что случилось, Яниц? — спросил Гжегож с показным спокойствием, хотя уже в тесной каморке лаборатории почувствовал, что встревоженное лицо Лиса, его прерывистое дыхание от быстрого бега не сулят ничего хорошего.

— Вы посмотрите сами, — буркнул Яниц и сделал рукой выразительный жест, как бы показывая нечто уже непоправимо свершившееся.

Гурный заглянул в печь и остолбенел. Он понимал, что это значит. Теперь на счету каждая секунда. Эти двое, Яниц и Вальчак, ждали его указаний, готовые к действию, четкому и быстрому, как автоматы, но привести их в движение должен был он своим решением.

— Мой совет — выпустить плавку, — проговорил Яниц, заметив, что Гжегож колеблется, но по лицу его понял, что тот ищет иное и не простейшее решение.

— Лучше бы вызвать начальника смены Борецкого, пусть будет при этом, — сказал Вальчак, выразив именно ту мысль, которая с самого начала вертелась в голове у Гурного.

— И пусть решает, да?! — Гурный смотрел на них исподлобья, тяжело и зло, пока они не отвели глаза в сторону. — Ковш готов? — стряхнул он с себя это минутное гневное помрачение.

— Готов, стоит у печи.

— Выпускное отверстие разделали?

— Ясное дело!

— Сера еще держится, больше восьмидесяти, — будто самому себе сказал Гжегож, — не выпускать же такое дерьмо. — И было непонятно, убеждает он в этом себя или их.

«Что делать? — задумался он, не видя, в сущности, никакого выхода, и действительно, любой из них был плох и рискован. — У меня уже пять неудачных плавок в этом месяце. Правда, из нормы пока не вышел. Но эта плавка вся пойдет в лом. К тому же сейчас, кажется, даже в левом пролете нет ни одной свободной печи, чтобы залить обратно... А может, не прорвет? Неужели такое невезение, хуже которого и не придумаешь. Я ведь осматривал под, и он был в порядке, не могли мы не заметить... Не может прорвать! — Он ухватился за эту мысль, и все его последующие решения вытекали из той, ничем не обоснованной убежденности, что под в порядке. — Не может прорвать, — повторил он про себя. — А я не могу прятаться за чужую спину. Самому, черт побери, самому, наконец, надо решать».

— Вальчак, перекинь клапана! Яниц, загружай полмульды флюорита!

— Рискованно, инженер. — Яниц не двигался с места.

— Я хочу сделать сталь, а не лом! Действуй! — крикнул Гжегож возбужденным голосом.

Он знал, что этого будет для них достаточно, и быстро направился за печь. Одним движением руки увлек за собой Бялого. Ковш действительно стоял на своем месте, лётка была разделана. На дне углубления, казалось, светился уже огненный глаз пламени, но это был лишь обман зрения — просвечивался только тонкий слой спекшегося огнеупорного порошка.

— Загрузи в ковш килограммов пятьдесят. — Гжегож указал на небольшую кучу мелкого марганца, напоминающего по виду простую щебенку.

— Контролер. — Бялый едва заметным кивком головы указал на Малицкого, стоявшего в проходе и внимательно за ними наблюдавшего.

— Не мне тебя учить, как это делается. — Гжегож невольно улыбнулся и похлопал его по плечу. — Да и вообще, — он махнул рукой, — пусть записывает.

В такие минуты, невзирая на те или иные противоречия между людьми, солидарность брала верх. Начинала действовать некая магия соучастия, высшего накала спайки в событии, единственном в своем роде и действительно неповторимом.

— Ладно, будет сделано, — буркнул Бялый, — выберу момент.