Читать книгу - "Ковальский в тылу врага - Неуловимый Джо"

Тюремная публика была неожиданно многообразна. Совместные приёмы пищи в столовке позволили мне составить кое-какую картину. Честно говоря, я даже усомнился, что это тюрьма, а не психлечебница, но даже если все эти люди и были душевно больными, то попали они сюда вполне заслуженно.

Больше всего в тюрьме было казахских нацистов. Эти бритоголовые фанаты Чингиз-Фюрера были с ног до головы татуированы запрещёнными в России наколками. Свастики обеих вращений, портреты упырей древности и не очень, явно указывали на иерархию. Все они постоянно обсуждали порядок своей иерархии и дисциплины. Самые старшие постоянно обсуждали стратегии Роммеля, недостатки в пропаганде Геббельса и ошибки Рейнхарда. А также постоянно спорили, какой из великих Улусов мог бы сохраниться в веках, будь у Чингиз-хана технологии нарезных стволов. Русскую военную спецоперацию в Казахстане, естественно, никто не обсуждал.

Немного меньшим, но более закрытым сообществом были вездесущие молдаване-махинаторы. Все они продолжали заниматься бизнесом, внимательно следили за курсом криптовалют, постоянно мониторили разнообразные индексы, обсуждали секретные и не очень схемы "неизбежного" обогащения совершенно точно, на этот раз законным способом. Они регулярно организовывали внутренние инвестиционные фонды, биржи фьючерсов и, если повезёт, могли продать многомиллионные трастовые обязательства за пару сигарет или пачку чая.

Немного меньшим по размеру, но самым заметным было запрещённое в России "общество сознания Кришны". Все заключённые цыганской наружности так или иначе принадлежали к этому обществу. Все они были вегетарианцами, носили тюремную робу на фасон индийских одежд. Они регулярно напевали Харе-Кришну и всячески отрицали свою причастность к мелким кражам, за которые тут и оказались. За свою показную и шумную религиозную жизнь регулярно получали от другой группировки.

Самой малочисленной и влиятельной группировкой была ещё одна. Её члены больше всех были похожи на стереотипных белокурых бестий: все они были крепкими, суровыми и дерзкими, держали в повиновении даже авторитетных казахских нацистов. Это были Кашрутовцы, еврейские гопники. Они часто говорили между собой на иврите, ревностно соблюдали шаббат и за неуважение к себе или попытки молдавских махинаторов что-то им продать регулярно доказывали свою богоизбранность самыми что ни на есть кошерными кулаками.

Но главным авторитетом в тюрьме был баба-Люба. Его история была окутана легендами, но одно все знали точно. Никто и никогда не видел его без одежды, но все были свято уверены: этот длинноволосый мужчина средних лет был хорошим врачом. А сидел баба-Люба за то, что проводил несовершеннолетним незаконные операции по "смене пола". Кромсал несовершеннолетних, проводя им относительно умелые подпольные операции по косметическому изменению половых признаков. Как такой маньяк добился авторитета, я не знаю, но, вероятно, он был единственным человеком во всей тюрьме, кто мог оказать заключённым условно бесплатную медицинскую помощь. Собственно со знакомства с ним, я и планировал начать подготовку побега.

Глава 22. Пол страны сидит

Как подойти к главному авторитету, долго думать мне не пришлось. Как только медики убедились, что я не обычный трап с букетом срамных болезней, меня перевели в обычную камеру к трём казахам и одному молдаванину. Никто из них не решался заговорить со мной первым, но и я хранил молчание. В конце концов, два казаха переглянулись, и один из них подошёл ко мне, протянув два кубика сахара.

— Чего молчишь, сладенький? А с людьми поздороваться?

Я молча посмотрел на подкачанного сухощавого зэка и проигнорировал его.

— Ну ладно, — сказал он и многозначительно кивнул второму.

Все трое казахов встали и, грозно напрягая мускулы, подошли ко мне с подушками в руках. Молдаванин залез на свою койку и испуганно свернулся в позу эмбриона.

— Какая кынырная, придётся тебя поучить уйрету.

Моя ненависть к уголовникам в очередной раз выходила мне боком. Однако кое-какие представления о зэках я получил, когда воевал с мафией. Действительно опасные уголовники редко проявляют агрессию сразу. Обычно они начинают с разговоров по душам и объясняют неопытным основные правила игры. А низкоранговые шестёрки ведут себя именно так. Но и мне не хотелось сразу вываливать все свои эльфийские козыри, поэтому я старательно вжался в нары и стал лепетать на польском что-нибудь испуганное и неразборчивое.

Когда казахи уже полезли трогать меня в разных местах, мимо проходил охранник, и я постарался вскрикнуть как можно тревожнее. Тот открыл окошко в двери и громко потребовал успокоиться, пригрозив, что войдёт. Я слегка шлёпнул по руке казаха, который трогал меня за бедро, угрожающе посмотрел наглецу в глаза и ответил охраннику на русском:

— Всё в порядке.

— Ну смотри, — ответил тот и пошёл дальше.

Следующие полдня казахи провели в смирительных рубашках, которые я изготовил для них из наволочек с их же подушек. Первые тридцать секунд они сопротивлялись, но потом были вынуждены признать, что трогать меня — плохая идея. А молдаванин, впечатлённый моим нежеланием взаимодействовать с администрацией, даже пояснил, что и по местным порядкам распускать руки неправильно. В общем, уже на вечернем приёме пищи ко мне подошли два кашрутовца.

— Ты кто?

— Я эльф. А ты?

Кашрутовцы переглянулись и, усмехнувшись друг другу, подошли ко мне ближе, с угрожающей доброжелательностью.

— Манна есть?

— "Манны" нет.

— А если найдём? — усмехнулся тот.

— Буду признателен, — ответил я.

Кашрутовцы прогнали от меня ближайших зэков и сели со мной. Один напротив, а второй рядом.

— Я Цибельман.

— Я Войцех.

Кашрутовцы сначала брезгливо покосились на свои железные тарелки, а я приступил к еде, и они тоже начали медленно есть.

— Эльф, Войцех, — сказал Цибельман, опустошив тарелку раньше меня, — ты что, как баба, что ли?

— Ты про это? — спросил я и потрогал грудь.

— Это для виду только. Бутафория, фраеров разводить всяких. Надеюсь, вы не повелись? — сказал я и раздавил драник ложкой, пристально глядя в глаза Цибельману.

Кашрутовцы изменились в лице. От молдаванина они, вероятно, уже знали, что было бы с казахами, если бы не охрана. Но я решил им продемонстрировать ещё нагляднее. Я доел свою кашу и показал им свои эльфийские клыки. Эмаль в них была твёрже, чем в обычных человеческих зубах, а вкрапления гидроксида железа, как в зубах морских блюдечек, делали их ещё прочнее и твёрже. Я взял ложку из нержавеющей стали, соскоблил клыком длинную металлическую стружку и выплюнул её в тарелку.

— Так ты колдовать умеешь или нет?

— Умел бы колдовать, наколдовал бы себе респавн на волю, — обречённо вздохнул я.

Но Цибельман шутки не оценил. Он пристально посмотрел на меня, явно ожидая хвастовства, за которое меня мог бы наказать по тюремным порядкам. Но я не стал