Читать книгу - "Российский колокол №1-2 2021 - Коллектив авторов"

Молодой человек был мечтателем, безумным выдумщиком и писателем. Оттого и путешествовал по разным сёлам, слушая дыхание Родины. Из маленьких домов, чуть покосившихся, иногда наполовину целых, складывалась его история. О чём писал он, для кого и чего – непонятно. Для души. Всё в нашей жизни делается для души.

Пожелтевший лист, сброшенный ветром с ветки, упал перед Арсением. Тот подумал, что это звезда, да загадал желание. Листья ещё быстрее звёзд загаданное исполняют, ещё не зазнались. Молодой человек поднялся, вдохнул в себя ночь: она растеклась по венам, стрелой попала в сердце и затуманила разум. Лунная ночь сводила его с ума, дарила вдохновение и жизнь. Арсений верил, что когда-нибудь – когда-нибудь! – он сотворит что-то такое, что станет настоящим прорывом, заставит людей верить в лучшее силой слов.

Он отошёл немного от поляны, на которой спал провожатый, тяжёлыми шагами сминая траву. Стоило ему только отойти, как трава оживала, поднимала головки и сонно кивала, мол, ещё не рассвет, за что ты так рано нас разбудил, барин? Но юноша не слушал, продолжая идти вперёд по призрачной траве, освещаемой лунным светом.

Луна на небе стеснялась, то и дело пряталась за облаками – сегодня у неё больше зрителей, чем обычно. Один идёт куда-то бесцельно, другая чего-то ждёт.

Сливаясь глазами с ночью – тёмными, пустыми, – совсем девочка, юная и прекрасная, она сжимала жёлтый лист в руках и смотрела в воду. Река колыхалась, когда ветер задевал её рукой, лунный свет растекался по водной глади. Листья морозным танцем опускались на воду, уплывали вниз по течению, совсем не боясь холода.

Арсений любил легенды, он вообще любил всё, что не похоже на наш обычный мир, – загадочное, таинственное. Оно его пугало лишь тогда, когда касалось костяными ладонями его запястья и звало куда-то в необъятную даль. Костяшки сжимали костяшки – рука у него была совсем худенькая, не обременённая тяжёлой мужской работой, – и влекли в Изнанку.

А в Изнанке этой прячутся не только жители изнаночные – вовсе не ими ограничивается население мира потустороннего, – а ещё и чувства тайные, чувства настоящие.

Стёпа напоминала русалку. Длинные волосы, глаза тёмные, свешенная в холодную воду нога, покрытая мурашками, другая же нога согнута, к ней прислонена смуглая щека и взгляд – в никуда.

Писатель вздрогнул, стоило ей обернуться на тяжёлые звуки его шагов. Они долетели до неё с порывом ветра, снова прыгнувшим в водную гладь, заставляя ту заволноваться. Юноша хотел описать её – трогательную, загадочную, как-то оказавшуюся в этом мире, совсем чуждую ему. Было когда-то в ней что-то искреннее и живое, но оно будто было съедено на завтрак пару лет назад.

– Василь Ликсеич? – еле слышно произнесла девушка, доставая ногу из ледяной воды. Она поднимается, белым призраком ступая по траве. Босая, с длинной косой и мурашками по всему телу.

Арсению стало её жалко. Сердце сжалось, выпрыгнуть было готово, согреть тлеющими угольками яркой души. Что-то царапало там, внутри.

– Арсений Ильич, – мягко произнёс он, подходя ближе. Ему хотелось увидеть в ней что-то большее, чем треснувшее надгробие прежней жизни.

– Не он, – устало выдохнула Стёпа, глядя на полупрозрачный белый пар, выпорхнувший из её рта. – Я Стёпа, вы заблудились?

– Я совсем простой, не надо ко мне это «вы».

– Вижу я ваше «простой», – её губы приняли подобие улыбки – вымученной, уставшей, – по одежде вижу.

– Да на что эта одежда, если душа сильнее человека выдаёт?

Её всю трясло. Мысли роились в голове, словно пчёлы вокруг райского цветка. Сладкого, но опасного. Стёпа устала ждать. Каждый вечер, каждую ночь, теряясь в лесу, она русалкой сидела на берегу. Летом было терпимее, теплее, а сейчас осенние заморозки кусали её кожу, которая щетинилась, покрывалась мурашками. Может, тепло и сохранялось снаружи, но не внутри. Внутри неё что-то треснуло, надломилось, а замазывать трещины никто не хотел, никто не стремился. Даже она сама потеряла все инструменты.

– Ночью жить хочется, – спокойно произнёс Арсений, предлагая девушке руку, – прогуляемся?

От него веяло теплом и яблоками. Медовыми, сладкими, осенними. Захотелось испечь пирог. Она приняла подставленную руку – так барыни делали, она видела – и плотнее прижалась к нему. Ей просто хочется быть нужной.

Неторопливо, сминая траву, – тяжёлыми ботинками писателя и лёгкими шагами девушки, – они шли вперёд, задыхаясь от впечатлений. Арсений думал, не написать ли ему что-то о любви и водных жительницах, а Стёпа просто вдыхала спокойствие.

Рядом с этим странным барином ей было спокойно и тепло. Мурашки перебежали на босые ступни и обосновались там до тех пор, пока их не спугнёт первый солнечный луч, который пронзит рассветные облака и растворится в человеческом мире.

– У вас что-то случилось? – сказал юноша, рассматривая звёздное небо. Тучи то наплывали, пряча блестящие огоньки, то разгонялись ветром.

– Вовсе нет. Я просто жду.

«У реки пыли», – договорила Стёпа мысленно, быстрее семеня ногами, чтобы поспеть за Арсением Ильичом.

– А я тоже жду. Знаете, вдохновения. Хочу сделать что-то эдакое, что-то, как у нас говорят, идейное.

– Вы пишете?

– Сочиняю, ищу. – Писатель был готов разговаривать о своём увлечении, о своей литературной жизни часами, не обращая внимания на интерес собеседников. Один раз бросишь камень в реку, он сделает пару скачков да утонет, а рябь по воде разойдётся, волнуя мерную жизнь воды, – так и один раз забросишь словцо в разговор, от сотни историй не жди пощады. А у юноши их было точно не меньше тысячи.

Он любил говорить о том, что любит, как и все люди во всём мире, а слушать его никто не хотел. Считали выскочкой, жалким писакой, способным только на статейки в еженедельную прессу. Но эти «статейки» кормили его и позволяли собирать то, что когда-то вырастет в нечто большее, чем пустая болтовня.

– И поэтому, понимаете, только поэтому я пишу для газет. Я верю, что моя идея стоит всех затрат, которые уже мне выпали, что я смогу и создам настоящее – самое настоящее, жизненное, живое слово на листах. Вы откроете – я вам пришлю, оставьте только адрес – и увидите ночь, эту реку, себя. Такую печальную и настоящую. Я совсем не знаю, что произошло у вас, но верю, что это временное, как в любой хорошей книге. Вы же читали такие?

Стёпа кивнула, даже не пытаясь объяснить, что читать она не умеет, что единственный, кто умел читать в её семье, это её папаша, а он вечно был занят, а в последние годы видеть её не