Читать книгу - "Российский колокол №1-2 2021 - Коллектив авторов"

нет ничего особого, как нет в той, что на реке в Хунань. В ней нет эстетики нуар и пригодной для этого культуры, нет восхищения хулиганскими вылазками в область археологии и убитой мостовой с колотящим об асфальт баночкой из-под пепси-колы на углу супермаркета полупьяным хипстером, рисующим ими на «Хендай» своего соседа кружки от «Мерседес-Бенц». В этом нет ничего необычного.

Это их имена пишут в запылённом стекле: «Сука», «Тварь», «Ответишь мне» и «Ты просто недоносок, падла!»

Что это такое, эти русские слова?

Местный жаргон.

Не требуется перевода. Различные варианты вполне допустимы. Не всегда обозначают одно и то же.

Что и говорить, ты всегда делаешь чай с хризантемами и кардамоном. Эта девушка на фото – не ты, а кто-то другой. Она так счастлива, что кажется, будто сошла с небес в розовых Кензо. Она не замечает пауков и банок с помидорами, не терпит лести и лжи. Она не ты… Ты повзрослела. Так мало осталось от клубничного суфле и молока с ежевикой… Ты берёшь ещё ложечку кахета, и она тянется за ней, словно сироп. Славное суфле.

Не уверен, что взаимность располагает к общению, потому что в ней мало осталось от Хуавэй. Это век техногена. Мы все разговариваем с завитушками под абсент. Не внешняя красота красит человека. Но и не внутреннее тепло. Не тепло там, где холодно. Холодно там, где всё время снег. Красит любого человека комплекс. Если он большой, то в замок входить всегда приятней, чем в замызганный коридор. Его сложно отличить от карикатурных, но ещё сложнее найти. Лёгкий характер и малые дозы цинизма.

Нет никаких иллюзий в моём желании скачать картинки из различных частей света мадам самого преклонного и не совсем пенсионного возраста. Они развлекаются скриншотами и перепиской за чашкой валокардола с гуакамоле и канапе под скрипучий вальс. Это ли то, что мне нужно? Удивляюсь тем, кому – да…

Пока. После того наступит расплата.

Мило, если это удовольствие во благо, безобидно и собирает огромную толпу желающих поглазеть, тех, кто трезв и кому уже далеко за пятьдесят.

Сколько печали было из сиюминутной слабости. И не говори, прекрасная незнакомка из Сайтама или Сун Хунг Кай. Славно, что всё, что нужно, чтобы этой ночью светила луна довольней и красно, – всего лишь молоко и две чашки кофе, ежевика и суфле под кахета. Нет особой важности в проблемах, упоминать о них ещё дурнее. Их было много, и они навалились скопом. Но я выдержал. Так же, как и ты.

Луна сегодня особенно хороша. В ней видно сквозь тлен заволокших её облаков сумрак толстых туч. Они плывут на восток, пряча её за собой, как густой дёготь, – медленно заливая в стакан цикорий на белой фарфор. Гало прячется за ними, и дождь, хоть и мелкий, сладок, словно дикий мёд.

В такую ночь задумываешься о том, что, может быть, ты что-то упустила, что может случиться, призрачно и эфемерно. В чём смешалось вмешательство невероятного и смысл привычного – в мире простых людей, где привычное неотличимо от призрачного. Печаль… Ты думаешь так же, как я. Это недурно, но хотелось бы холодных капель на распаренной коже.

В этом мире простых людей, где мечты выдаются за явь, свет льётся не так резво, как здесь, в твоей чашке, за окном, в море оставленных под окном авто и позабытых забот. Во дворике тихо падает тишина, спотыкаясь о бесконечное молчание. Ночной колодец в коробках серых домов, в глуши полнота беззвёздной ночи и безмолвный колодец. Бочка двора переполнена сном. А за кустами слив и сирени прячется всё ещё не уступающий апрелю март. В Окаяме идут дожди и моросит туман. Я думаю, что он там для приятной хандры и случайной слабости. Для души, когда пусто, жарко и душно внутри. Но меня осаживает вдруг незатейливая фантазия, падающие ключи на битум асфальта, и я дую на кофе. Ты тоже? В самом деле? В нём плавают точки над «i» и немыслимое удивление падающих на голову мишурой заморочек – в кружеве из обид и старых, как мир, идей, что им правят цифры математических эмблем. Знаки души под запретом законов бездушных этей. Шаркающие шаги в свете укромного уголка, пересекающие припарковую зону у парковки. Одинокий прохожий. Мы все идём разной дорогой, в разных направлениях, каждый со своим багажом, но рано или поздно они приводят к одной: куда уходят те, кому незачем куда-то идти; куда уходить, если нет надобности идти? За целью которой стоит только конец пути – белый шум болтающего без умолку радио Кавасаки в белом наряде из приукрашенных конфетти, обёртках для послезавтра, вчерашней погоде, торгах и пустой Чаныии, где струится недопитое «Карт Велюр» с арабикой. В рутине быстрой реки, что всё время стремится в пустое, зыбкое море интриг, стараясь развеять нашу слабость, к Большему, чем просто закономерность в лабиринте, – факир, который плавает в спирте MacPheil. Ошибок, задач и веры в ответ. Математической точности. И холодной логики, приумножающей лишь себя саму в себе. Мудрость, печаль, ветер и горсть надежд. Грязный хлеб на столе. Открытое васаби. В планах у осени квартиры внаём и закрытая дверь. Things, that bites…

Математическая точность лжи, что каждый раз выходит за рамки дозволенного, повторяя одну и ту же прозу жизни: если тебе не по нраву грязный хлеб на столе, тебе с ним жить.

Что-то меняется… Но что?

Что-то происходит… Но где?

Что-то в этом чае и чашках кофе с молоком… Ежевика? Она хороша только к молоку. Запомнила?

Я складываю свою зажигалку.

Что-то далеко. В перерывах на обед, забытых мечтах и фатальных суфле на столе немытых кофейнь. Что ещё придумает эта жизнь? Фатальное кофе в перерывах на ланч под тортю избитых надежд?

Что-то уходит. Но куда? Пропадает в мишуре мелькающих мимо тебя этей, мыслей и призраков табачных огней, спуде безнадёжных дней. Ставших тенями людей? Огней ночных авто в перестуке колёс по мостовой, в метро. В юрких ручейках реки, что творит из нечистот краски жизни, – увлекаясь игрой в маджонг, несёт свои воды в праздничной канве присутствующих из нужды вещей. Всё уходит, плывёт, течёт, как песок сквозь пальцы на оставленном тобой в тишине дайкири на безлюдном пляже. И вечер там – будто вечер в крем-брюле. Но в пустой тишине, где главное блюдо ты. В этой вечной тишине снующих людей, мелькающих авто и череде рутин. За чертой города… Подать рукой. Открывается ночная заводь, места утех, закрываются лотки и лавки. Прячутся под