Читать книгу - "Тайный год. Неизвестный дневник священника - Архимандрит Спиридон (Кисляков)"

взаимного вхождения весь ад находится в каком-то беспрерывном движении и вращении. И вот эти горы переполнены множеством грешников и грешниц, как земнородных, так и детей, и чад, и граждан других миров вселенной. Грешники с ног до головы покрыты огненными змеями! Змеи плотно прикасаются к ним, и все время кусают их! Змеи полны бесстыдства и дерзости! Кроме змей на них беспрестанно падает нечто вроде огненной жгучей серной пыли. Грешники плавают в ней, будто в расплавленном олове; копошатся как черви, движутся, кувыркаются, переворачиваются с бока на бок и с величайшим отчаянием карабкаются в ужасном, огненном невещественном веществе вверх и целыми биллионами снова падают вниз, обрываются, опять карабкаются и опять падают; а змеи беспрестанно с остервенением кусают их. Змеи зловонны, отчего грешники задыхаются, беспрестанно блюя, и страшно подергивают лицом, и кривят свои рты! Они беспрестанно плачут, трясут головами и скорбно вздыхают. Их вопль, крик, рыдание так сильны, что если, собрав со всей России церковные колокола, выплавить один колокол, то у того не получится звук, сравнимый с воплем сих грешников, находящихся в аду. Гул этого колокола сравнительно с воплем мучающихся грешников оказался бы схож со звуком полета бабочки.

Так думая, я вдруг увидел своего двойника.

Он: Опять, моя тень, я перед тобою!

Я: Что скажешь?

Он: Из бездны ада явился я тебе и хочу сказать: «Здесь я нахожусь бесконечно ниже диавола: абсолютный разврат низринул меня сюда».

Я: Я все знаю.

Он: Знаешь, так кайся!

Я: Каюсь.

Он: Если бы ты каялся, то не попал сюда.

Я: Господи!

Он: Ты испил этот грех до дна; а я до дна пью мучения за него.

Я: Царь мой Христос!

Он: Ты знаешь, за какой грех я здесь мучаюсь?

Я: Догадываюсь!

Он: За грех блуда. Всю жизнь я грешил этим грехом, и вот Господь осудил меня на вечные муки! Я грешил сам с собою, грешил с девушками, грешил с замужними женщинами, грешил со всем живым миром, грешил со всем органическим и неорганическим космосом и, наконец, этим же грехом я грешил и с самим диаволом и вот…

Я: Я знаю.

Он: Одна ведь у меня с тобой совесть, как же не знать!

Сказав это, он, точно тяжеловесный камень, ринулся опять в бездну ада! Его явление наполнило меня безграничным ужасом. Вдруг слышу еще более страшный и жуткий вопль сих грешников. Я вскидываю свои взоры на них и вижу, как все эти ужасные движущиеся и входящие одна в другую горы со всеми в них грешниками начали содрогаться, затем подниматься вверх, затем опускаться вниз и проваливаться в самую бездну. В этот момент все грешники, как один, с поднятыми руками пламенно молят Триипостасного Бога о помиловании их! Слышу голоса: «Спасайтесь, все спасайтесь от ужасных наступающих более тяжелых страданий молитвою к Отвергнувшему нас Богу!» – За сими голосами я слышу еще более голосов, кричащих на весь ад: «Имя Христа, Имя Иисуса призывайте, и мы избежим величайших мук!»

Я весь переполняюсь жалостью к ним. Не успеваю я распутываться со своими мыслями, как вдруг я перед собой вижу молодую девушку и, обращаясь к ней, говорю: «Как ты здесь [оказалась], Бронислава?!»

Она: Грех плоти привел меня сюда.

Я: Не за наши ли грехи ты здесь?

Она: С тобой я не грешила, хотя очень хотела!

Я: А мысли? А чувства? Разве это не одно и то же?

Она: Да, почти что одно и то же!

Я: Бедняжка!

Она: Я грешила сим грехом, заразилась венерией и умерла без покаяния.

Я: Злополучная!

Она: О, как же нас здесь много!

Я: О, как велик грех разврата!

Она: О, Господи!

И тотчас она начала исчезать. Наблюдая за нею, я не замечаю, как провалившиеся в бездну ада бесчисленные горы из невещественного вещества со всеми находящимися в них грешниками, словно совершив молниеносный круговорот, снова поднимаются наверх. И слышу чей-то голос, кричащий на весь ад: «Периоды между круговоротом гор считаются здесь чуть ли не сотнями тысяч земных лет!»

Слыша это, я удивляюсь тому, что грешники, благодаря величайшим мукам, имеют другое время. Только размышляя об этом, я уже вижу, как ад совершенно изменяется и принимает другой вид. Сейчас я вижу огненный студень, полный отвратительнейшей мерзости, полный трупного запаха, смешанного с запахом тухлых яиц и сероводорода. Этот огненный студень безграничен по занимаемому им беспространственному пространству. И вот в этом зловонном беспредельном студне варятся, горят и не сгорают, мучаются и страдают бесчисленные множества грешников и грешниц. Все они имеют странный вид. Одни из них являются сросшимися с теми или другими животными. Иные являются сросшимися с разными птицами, рыбами и также вросшими в них. Другие просто являются сросшимися с трупами: людей, животных, зверей, птиц и рыб, и всякого рода неодушевленными вещами и предметами.

Животные же, звери, птицы, рыбы и всякого рода трупы, неодушевленные предметы и вещи, с которыми грешники срослись и вросли в них, создаются не из живых существ и реальных предметов, а из этого огненного студня, ибо он и создает для них столь ужасные образы. И все эти грешники страшно плачут, рыдают, вопят, ревут, голосят, стонут, скрежещут зубами, цепенеют и отчаянно проклинают жизнь свою!

Но бесконечно сильнее мучаются сросшиеся между собой и проросшие друг в друга мужчины с мужчинами и женщины с женщинами. Эти последние грешники и грешницы так сильно страдают, так страшно мучаются, что такого страдания и такого мучения я еще не созерцал в аду! Все они от невообразимого мучения совершенно теряют человеческий вид! Рты у них до того искажены, что самый отвратительный скелет бесконечно благообразнее их! У них сильно выкатываются из орбит глаза, языки у всех необыкновенно высовываются наружу! Дыхание у всех весьма трудное, точно у страдающих каким-то удушьем, они беспрестанно блюют и свою блевотину с жадностью поедают! От каждого из них несет ужаснейшим трупным запахом, все тела их покрываются большими бородавками, из которых всегда сочится желтый гной, который они слизывают и поедают. Рыдание, плач, шум, рев, дикое мычание, страшный стон, исступленное блеяние – все это стоит над адом неумолкаемым бурным столбом! Вдруг я вижу показавшегося из этого огненного, исполненного всякой мерзости студня ужасно измученного самого диавола. И он вновь исчезает в гуще огненного невещественного вещества. Не успеваю я еще оторвать своих очей от показавшегося и исчезнувшего сатаны, как опять вижу своего двойника.

Он: Вот моя стихия, сотканная собственными преступлениями на [ткацком] станке моей личной жизни.

Я: Ты здесь?