Читать книгу - "Наполеон: биография - Эндрю Робертс"

по Угумону дивизии Жерома Бонапарта, а следом дивизии Фуа. Атака на ферму провалилась, и в течение дня Угумон оттягивал на себя все больше французских войск. По неизвестной причине французы не пытались расстрелять ворота фермы из пушек конной артиллерии. Днем Веллингтон укрепил ферму, и Угумон, как и Ла-Э-Сент, превратилась в мощный волнолом, о который разбивались атаки французов. Жером храбро сражался, и, когда от его дивизии осталось два батальона, Наполеон сказал ему: «Мой брат! Жаль, что я узнал тебя слишком поздно»{2975}. Это, вспоминал Жером, было подобно бальзаму на «потаенные бессчетные муки, терзающие его сердце».

В 13 часов 83-пушечная «большая батарея» Наполеона открыла огонь по линии Веллингтона, однако первоначально обстрел причинил урон меньший, чем мог, поскольку Веллингтон приказал солдатам залечь, укрывшись за гребнем хребта. В 13:30 Наполеон нанес главный удар пехотой: корпус д’Эрлона двинулся на центр и левое крыло Веллингтона. Оставив Ла-Э-Сент слева, солдаты продвигались по размокшим от дождя ржаным полям с колосьями по грудь, рассчитывая, как и при Аустерлице, прорвать линию Веллингтона, а затем развернуться в обе стороны. Место для атаки было выбрано верно – слабейший участок позиции Веллингтона, но проведена она была неудачно.

Корпус д’Эрлона начал атаку с батальонами, построенными в несколько шеренг по 250 солдат (по-видимому, чтобы увеличить плотность огня при встрече с врагом) в нарушение всех привычных образцов: маневрировать в колонне, а после развернуться в линию. Это сделало боевой порядок неповоротливым, трудноуправляемым и чрезвычайно уязвимым. Капитан Пьер Дютиль из дивизии де Марконье вспоминал: это был «странный боевой порядок, и он дорого нам обошелся, ведь мы не могли перестроиться в каре, чтобы отразить кавалерийские атаки. При этом неприятельская артиллерия могла простреливать наши порядки на глубину до двадцати шеренг»{2976}. Неизвестно, кому пришла в голову такая идея, но в конечном счете именно д’Эрлона следует признать ответственным за столь важное тактическое решение, как порядок, в котором его корпус начал судьбоносную атаку в центре[338]. Принцип Наполеона гласит: «Пехота, кавалерия и артиллерия – ничто одна без другой». В данном случае пехотинцев слабо поддержали остальные рода войск, и атака д’Эрлона, не сумевшего связать центр Веллингтона боем, была отбита{2977}. Английские бригады тяжелой кавалерии Эдварда Сомерсета и Вильяма Понсонби атаковали корпус, рассеяли его и отогнали к французским позициям. Корпус потерял два из двенадцати своих «орлов». В 15 часов, когда после отступления д’Эрлона английскую кавалерию отогнали от «большой батареи», Наполеон вместе с генералом Жан-Жаком Дево де Сен-Морисом, командующим гвардейской артиллерией, отправился осмотреть вблизи поле боя. Генерал ехал впереди, и ядро разорвало его пополам{2978}. Около 13:30 на правом фланге Наполеона показался первый из трех прусских корпусов. Наполеон был предупрежден об этом после допроса прусского гусара, захваченного между Вавром и Планшенуа эскадроном егерей, и почти полчаса укреплял свой правый фланг. Император распорядился сказать солдатам, что масса в темных мундирах на горизонте – это корпус Груши, явившийся, чтобы нанести решающий удар. Вскоре обман стал очевиден, что дурно сказалось на боевом духе. Днем Наполеону пришлось постоянно укреплять правый фланг для противодействия пруссакам, и к 16 часам между Фришермоном и Планшенуа 7000 французских пехотинцев и кавалеристов Лобау столкнулись с 30 000 солдат фон Бюлова{2979}. Еще утром Наполеон, располагавший 72 000 солдат при 236 орудиях против 68 000 солдат при 136 орудиях у Веллингтона, имел преимущество. Теперь союзники смогли выставить более 100 000 солдат и более 200 орудий.

Около 16 часов Ней начал ряд масштабных, силами до 10 000 сабель, кавалерийских атак на центр Веллингтона – крупнейших со времени атаки Мюрата у Прейсиш-Эйлау. И снова не вполне ясно, кто отдал приказ (если вообще имелся такой приказ): впоследствии и Наполеон, и Ней отрицали это{2980}. «Ней ставит под угрозу почти выигранное сражение, – сказал Наполеон Флао, увидев, что происходит, – но теперь его нужно поддержать: это наш единственный шанс»{2981}. Наполеон, считавший атаку «поспешной и преждевременной», все же приказал Флао отправить «всю кавалерию, которая найдется, на помощь войскам, которые Ней бросил на врага через овраг»{2982}. (Сейчас от памятника Гордону видно, насколько глубоко проходила в то время дорога, однако это не овраг.) «На войне иногда случаются ошибки, которые можно исправить, лишь упорно продолжая делать то же самое», – позднее философски заметил Флао{2983}. К несчастью Наполеона, то была не одна из таких ошибок.

Пехота Веллингтона, готовясь встретить кавалерию, построилась в тринадцать каре (не квадратных, а прямоугольных). Естественное нежелание лошадей бросаться грудью на стену сверкающих штыков делает каре почти неуязвимыми для кавалерии. (Впрочем, Ней прорвал каре 42-го и 69-го пехотных полков у Катр-Бра, в 1807 году французская кавалерия прорвала каре русских при Гофе и австрийцев – в 1813 году у Дрездена.) Каре очень уязвимо для огня артиллерии и пехоты в линейном порядке, но в этот раз кавалеристов не поддерживала ни та ни другая, и это указывает, что атака началась скорее случайно, чем по приказу Наполеона или Нея. Все тринадцать английских каре устояли. «Хорошая дисциплина принесла англичанам победу», – признал Наполеон на острове Святой Елены и возложил вину за атаку без приказа на генерала Гюйо, командовавшего тяжелой кавалерией. Но это несправедливо: сам Гюйо скакал во втором эшелоне{2984}.

Вот загадка битвы при Ватерлоо: почему группа искусных, опытных французских боевых генералов всех трех родов войск так и не сумела согласовать свои действия, хотя успешно этого добивалась в стольких сражениях?[339] Этот упрек особенно справедлив по отношению к любимому роду войск Наполеона – артиллерии: на важных этапах сражения она не сумела оказать пехоте непосредственную поддержку. Учитывая, что большая часть французской кавалерии была изнурена, лошади загнаны, а после 16:15 на поле появились пруссаки, наилучшим для Наполеона решением стало бы отступление{2985}. Но после 18 часов Ней в центре захватил Ла-Э-Сент и близлежащий карьер, подвел батарею конной артиллерии и теперь с 275 метров обстреливал центр позиции Веллингтона из пушек и ружей, так что 90 % личного состава стоявшего в каре 27-го Иннискиллинского пехотного полка выбыло из строя. Наступил критический момент, и французы получили шанс прорвать линию прежде, чем на них всей мощью обрушатся пруссаки. Увы, когда Ней отправил своего адъютанта Октава Левассера просить подкреплений, чтобы развить успех, император отказал: кавалерия была измотана и даже штаб находился в пределах досягаемости прусских пушек. «Пехоты? – сказал он Левассеру с сарказмом. – Где мне ее взять? Родить вам ее, что ли?»{2986} В действительности у Наполеона оставалось четырнадцать свежих гвардейских батальонов. Но полчаса спустя, когда он передумал, Веллингтон уже заткнул брауншвейгцами, ганноверцами и голландско-бельгийской дивизией бреши в центре позиции.

Лишь примерно в 19 часов Наполеон, проскакав перед фронтом, отправил по брюссельскому шоссе Среднюю гвардию, построив ее в состоящую из каре колонну. В атаке на поздних этапах сражения приняло участие всего около трети состава гвардии (остальные гвардейцы либо оспаривали у пруссаков Планшенуа, либо прикрывали отступление). Наполеон приказал Нею поддержать гвардию, но, когда она начала атаку, из леса Угумон не вышла ни одна пехотная дивизия, а с Нивельской дороги не сняли ни одну кавалерийскую бригаду{2987}. Поэтому гвардия поднималась к хорошо укрепленной позиции Веллингтона, не имея на флангах кавалерийского прикрытия и при поддержке очень небольшой части корпуса Рея. Из 96 орудий гвардейской артиллерии атаку поддерживали всего 12.

О безнадежности этой атаки можно судить по тому, что гвардия не взяла с собой «орлов», хотя впереди шеренг шли 150 музыкантов, игравших бравурные марши{2988}. Наполеон расположился на необстреливаемом участке юго-западнее Ла-Э-Сент, у подножия длинного склона хребта, и шедшие мимо гвардейцы кричали: «Да здравствует император!»{2989} Гвардия начала атаку восемью батальонами (до 4000 солдат), сопровождаемыми несколькими орудиями конной артиллерии, но по