Читать книгу - "Шотландия в Новое время. В поисках идентичностей - Виктор Юрьевич Апрыщенко"

Помимо 17 мест партии либеральных юнионистов, выборы 1886 г. принесли 12 мандатов консерваторам, и сорок три – либералам. В некоторых регионах либеральная партия потеряла значительное число голосов, что было обусловлено несколькими причинами. Часть электората была неудовлетворена политикой либералов в отношении умеренных служителей церкви, обвиняя партию в радикализме. Однако многие из радикалов также были критически настроены по отношению к политике Гладстона, говоря о том, что голоса ирландских лэндлордов, поддерживающих гомруль, покупаются на деньги британских налогоплательщиков. Однако, как и многие другие, они, прежде всего, были озабочены проблемой распада Соединенного королевства. Этот вопрос затрагивал чувства многих шотландцев, которые связывали прогресс их страны с англо-шотландской унией и успехами империи. На западе, в индустриальных районах Шотландии, существовали также страхи, что независимость Ирландии неизбежно приведет к стремлению защитить ее внутреннюю экономику, что скажется на шотландском рынке, и, наоборот, в случае экономического кризиса ирландские рабочие хлынут в Шотландию, что приведет к переполнению из без того насыщенного рынка труда. Суммируя все эти настроения, «Обозреватель Данди» писал, что «такие чувства показывают установившееся неприятие самоуправления для Ирландии»[1076]. Подобные настроения, бесспорно, способствовали снижению популярности либералов, в то время как их противники, консерваторы и либеральные юнионисты, набирали голоса.

Шотландские консерваторы же занимали однозначно негативную позицию по вопросу об ирландском гомруле, что в особенной степени было свойственно тем представителям партии, которые так или иначе были связаны с Ольстером, деловыми или личными контактами. Джеймс Гамильтон, по прозвищу «Ирландец», в выступлении перед Ассоциаций консерваторов Глазго в 1886 г. отмечал, что «оказать хоть малую поддержку гомрулю означает капитулировать перед либеральным правительством…, и пролетариат, и состоятельные граждане Ирландии гораздо более оппозиционно настроены по отношению к гомрулю, чем народ Англии и Шотландии, большая часть ирландцев – полностью лояльны»[1077]. Эта инстинктивно догматическая позиция была сутью отношения консерваторов к гомрулю, но дополнялась еще экономической и конституционной мотивацией. Поведение ирландских националистов, а также отношения Гладстона с ними вызывали опасение не только по поводу права собственности в Ирландии, которого могла лишиться часть британской элиты. Столь же велики были страхи, что этот ирландский опыт может быть распространен на все Соединенное Королевство. Многие тори были согласны с Сомервиллом или Сорном, когда те заявляли, что «это не вопрос религии, это вопрос меры»[1078]. Вопрос о гомруле оставался для шотландских консерваторов тем, с помощью чего может быть измерено чувство шотландской гордости, а также реализована единая имперская солидарность. Ирландии, как и Шотландии, было уготовлено место непременной части великой нации. В отличие от оранжистов, которые рассматривали вопрос об Ирландии исключительно в религиозном измерении, консерваторы больше заботились о сохранности королевских владений.

Эти различия по вопросу о гомруле, конечно, не могли привести к открытому конфликту между оранжистами и юнионистами, но они демонстрируют различные юнионистские дискурсы, существовавшие в рамках Британии. При этом часто позиция официальных кругов партий или объединений не совпадала с массовыми представлениями. В частности, если официальные круги оранжистов одобрили союз между либеральными юнионистами и консерваторами, то часть рядовых членов оранжистской ложи опасалась его из-за некоторых высказываний либеральных юнионистов по поводу самостоятельности Шотландии. И одновременно то, что экс-либералы делали в рамках альянса в вопросе о социальной защите труда, не могло не вызывать симпатии массы рабочих избирателей-оранжистов.

На практике электорат либерально-юнионистского союза был довольно осторожно настроен по вопросу о связях с оранжистами. И для последних это было крайне неудачным исходом событий, поскольку именно бывшие либералы составляли силу юнионистских организаций, так же как и формировали массовое отношение к развитию Британской империи[1079]. Наиболее отчетливо этот факт представители оранжистской идеологии осознали на выборах 1886 г., когда обнаружили, что в регионах, которые традиционно составляли их поддержку, выдвигаются депутаты от других партий. В тех случаях, когда выборные комитеты и советы либеральных юнионистов были свободны от оранжистского влияния, юнионсты могли в некоторых случаях использовать оранжискую риторику в качестве полемического приема для того, чтобы обеспечить наилучший результат при наименьших затратах. Например, в Говане в 1881 г., и после, в 1895 г., оранжисты были просто «завезены», как позже выяснилось, из Белфаста для того, чтобы поддержать идеи либеральных юнионистов, придав им статус «кандидатов рабочего класса». «Что на это может ответить рабочий класс Гована?», – вопрошала враждебно настроенная «Мэйл»[1080].

К середине 1880-х гг. раскол в рядах либерального движения был очевиден далеко не всем рядовым избирателям. И в этой изменчивой политической ситуации со стороны массовых избирателей партии существовало мнение о том, что либеральные юнионисты не должны блокироваться с консерваторами, но, сохраняя свою собственную идентичность как борцов с гомрулем, быть просто либералами. Очевидно, этим можно объяснить, что в некоторых случаях, исходя из тактических соображений, гладстонианские шотландские либералы голосовали за кандидатов тори, если этого требовали местные обстоятельства.

Подобно многим крупным коалициям, викторианский либерализм содержал странную и противоречивую смесь различных фракций и групп давления. Либеральная идеология расцвела благодаря провозглашенным высоким принципам, моральному неприятию ряда традиционных практик, а также философии человека, добившегося успеха, славы и процветания своими собственными силами. Все это связывалось воедино общей ненавистью к «стране закона», под которой подразумевались привилегии земельной аристократии. Чувство общей солидарности еще более обострялось благодаря приверженности принципам свободной торговли, реформы, умеренности, разделения церкви и государства, а также имперской политики. И не было в отстаивании этих принципов имперскости большего энтузиазма, чем тот, который дал о себе знать во время предвыборной Мидлотианской кампании, когда Уильям Гладстон взывал к «безгрешной жизни на холмах Афганистана»[1081], а один из ветеранов движения за реформу Джон Брайт, обращаясь к студентам университета Глазго в 1883 г., высказывал желание видеть молодежь «не императорами и королями», а теми, кто чтит «ум и мораль»[1082]. Среди своих членов либеральная партия имела и вигских землевладельцев, таких, например, как граф Аргайл, и ирландцев, которых было легко склонить на сторону либеральной идеологии, и радикальных представителей среднего класса, и квалифицированных рабочих. Идея массовой церкви всегда была тем, что объединяло многочисленные, часто мало схожие, группы интересов в рамках либерализма. Наконец, либеральная партия была своеобразным «инкубатором» для тиражирования различных политических культур, которые в конце концов и погубили ее.

Расцвет шотландского либерализма наступил в 1884 г., и ничто так не свидетельствовало о его популярности, как 64-тысячная процессия, которая прошествовала по Глазго в качестве выражения несогласия с тори, заседавшими в Палате лордов и выступавшими против третьего реформенного билля. Вместе с чартистскими флагами, баннерами реформ 1832 и 1866–1868 гг. и символами рабочих союзов демонстранты пронесли портреты Гладстона. Три типа