Читать книгу - "Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга II - Константин Маркович Азадовский"

Работа, растянувшаяся на годы, продвигалась медленно, тем более что архив переместился в Москву. Деятельную помощь Л. В. оказывали Е. Д. Петряев и Н. Н. Яновский. Книга, завершенная к весне 1967 г., вышла в 1969 г., составив половину первого тома «Литературного наследства Сибири». При этом значительная часть писем была изъята из рукописи на последнем этапе по требованию издательства («из соображений объема»)[50].

В процессе своей работы над письмами сибиряков Л. В. обратила внимание на одну фразу в письме А. Н. Турунова к М. К. (по поводу писем сибирского этнографа и писателя В. И. Анучина к М. Горькому): «Удивительные письма! Неужели они были когда-либо действительно написаны? Вы читали? Какого мнения?»[51] Заинтересовавшись этим вопросом и пытаясь на него ответить, Л. В. провела собственное исследование, изучила множество документов (прежде всего архивных) и, в конце концов, убедительно доказала, что часть горьковских писем – подделка[52].

Публикация Л. В. в «Новом мире» вызвала громкий резонанс; ее выводы полностью поддержали В. М. Жирмунский, И. С. Зильберштейн, Ю. Г. Оксман и др. Таким образом, продолжая дело М. К. и пытаясь утвердить память о нем, вдова М. К. обрела и собственное литературное имя.

Готовя к печати письма сибиряков, Л. В., как мы видим, погрузилась в новую для нее научную область: Сибирь и сибирская культура. С годами она настолько овладела материалом, что, не ограничиваясь комментированием, стала самостоятельно выступать в печати. Интересовавшие ее темы восходят, как правило, к архиву М. К. и продолжают то, что ученый не успел довести до конца. С годами она превращается в профессионального сибиреведа[53]. Этому способствовал ее богатый библиотечный опыт и несомненный талант библиографа-исследователя, отточенный за годы совместной работы с М. К. В течение 1960–1970‑х гг. на свет появляется, помимо первого тома «Литературного наследства Сибири», несколько статей и мелких публикаций, выполненных Л. В. Две статьи были связаны с первыми изданиями П. П. Ершова[54]; третья представляла собой «тургеневский» этюд, подготовленный М. К. еще в 1928 г. («Ученица Полины Виардо в Сибири»[55]); еще одна касалась писем В. К. Арсеньева к Е. Г. Кагарову. При этом, не прекращая изучать эпистолярное наследие М. К., Л. В. осуществила публикацию писем Г. С. Виноградова и М. В. Красноженовой к М. К.[56], а также писем самого М. К. к А. А. Богдановой[57], А. К. Ольхону[58] и др.

Завершив работу над первым томом («Письма ученых-сибиреведов и писателей к М. К. Азадовскому»), Л. В. приступает к осуществлению другого масштабного замысла: том избранных писем под заглавием «Письма о литературе и фольклоре». Этой работе она отдаст целиком следующие полтора десятилетия. Обследуя доступные ей архивохранилища, Л. В. неутомимо вела переписку с корреспондентами М. К. или их наследниками, обрабатывала материалы и т. д. Опубликовать, однако, ей удалось (при поддержке А. А. Горелова) лишь два крупных эпистолярных комплекса[59].

Не забывали М. К. и в Иркутске. Память о нем стремились сохранить ученики и сослуживцы – те, кто знал его лично или слышал его лекции и выступления.

Первое заседание памяти М. К. состоялось в Иркутске 13 января 1955 г. Его организовали совместно библиографическая секция ВСОРГО и методическое объединение библиотек вузов и техникумов. На заседании были заслушаны доклады старшего преподавателя Иркутского университета С. Ф. Коваля[60] («Работы Азадовского о декабристах»), доцента Г. В. Тропина[61] («Труды М. К. Азадовского по диалектологии Сибири»), старшего преподавателя А. П. Селявской («Азадовский как фольклорист и литературовед»)[62]; выступали также Л. К. Жилкина, Г. Ф. Кунгуров, В. П. Трушкин, П. П. Хороших[63].

29 марта 1955 г., сообщая Е. Д. Петряеву о заседании в Иркутске, Л. В. писала:

Я получила от них толстый пакет со всеми стенограммами докладов и выступлений, с протоколом заседаний[64]. Очень много и очень горько плакала, даже больше, чем в дни похорон. Неужели человек, действительно умирает для того, чтобы воплотиться «в пароходы, в строчки и в другие долгие дела?»[65] Мне как-то еще очень трудно смотреть на него так. Для меня еще он весь тут, рядом со мной, такой свой, такой близкий, такой родной…[66]

Сибиряки вспомнили о М. К. и по случаю его 75-летия. Одно из мероприятий состоялось в Томском педагогическом институте, где на совместном заседании кафедры литературы и литературного кружка выступил доцент Я. Р. Кошелев[67], рассказавший о жизненном пути М. К.[68] А 24 декабря 1963 г. состоялся вечер памяти М. К. в Научной библиотеке Иркутского университета – совместное заседание историко-филологического факультета и ВСОРГО[69]. На вечере присутствовала Магдалина Константиновна, и в письме к Л. В. она описала этот мемориальный вечер:

Когда я зашла в зал, меня встретила Людмила Константиновна Жилкина – затем стали подходить Гранина[70], Кудрявцев[71], все мне жали руки, с таким уважением, так все были приветливы. <…> Была Любовь Михайловна <так!> Гольдберг[72], приплелась, опираясь на палочку, Стахеева Мария Ивановна[73]. Кунгурова не было – он был занят, проводил какой-то семинар. <…> Ну, было много выступавших, говорили о Марочке, конечно, не только как о крупнейшем ученом, но и как необыкновенном человеке. Селявская под конец своего выступления, когда стала вспоминать душевные качества Марочки, – заплакала. Очень хорошо говорил научн<ый> раб<отник> Коваль. Он отметил, что когда он начинал свою учебу, М. К. уже не было в Иркутске и что его особенно поразило, когда вышел мой первый труд, – говорил он, – и М. К., не зная меня, написал мне первый, дал оценку моей книги, много ценных советов дал. С такой чуткостью, с таким вниманием написал мне хорошее письмо. Я ему немедленно ответил и послал книгу[74]. Он говорил очень много хорошего, говорил, что М. К. не только фольклорист, литературовед, он и историк, и библиограф, и археолог. Затем выступал Кудрявцев – забавный дядька. Ну, он тоже начал о Марочке как о крупном знатоке и ученом, затем вспомнил «четверги», вспомнил наш домик и говорит: «Я до сих пор, когда иду мимо места, где стоял этот домик, и у меня перед глазами медная планочка на двери: Профессор Марк Константинович Азадовский». Много хороших слов говорилось и в твой адрес. Было зачитано (это в начале заседания)