Читать книгу - "Наполеон: биография - Эндрю Робертс"

окончания этого предприятия. Экспедиция оказалась провальной: тут же вспыхнули малярия и дизентерия, которые вывели из строя половину солдат и погубили более 10 % состава (в боях англичане потеряли всего 106 человек). «Лихорадка и потоп уменьшат число англичан, – уже 9 августа прозорливо предсказал Наполеон в письме военному министру Анри Кларку. – Покуда они остаются на острове Валхерен, опасаться нечего… Пусть хлещут себе задницы на болоте и гоняются за тенью добычи»{1960}. Незадолго до Рождества экспедиционные войска потащились домой, увозя 11 000 больных. Фуше стремительно собрал крупные силы для обороны Антверпена на случай, если англичане высадятся и там, но Наполеона это не впечатлило: «Вам может прийти в голову собрать армию и против меня!»{1961} Еще в сентябре Франц, видя, что английское вторжение в Голландию его не спасет, начал переговоры. Войны Пятой коалиции закончились.

Зенит

Всем известно, что семейные узы в политических расчетах значат очень мало, а спустя двадцать лет не значат уже совсем ничего. Филипп V воевал со своим дедом.

Наполеон – царю Александру, июль 1808 года

Нужно ли принцессам влюбляться? Они политическое имущество.

Наполеон на острове Святой Елены

«Должна существовать передовая держава, господствующая над всеми остальными державами, с весом достаточным, чтобы принудить их жить в ладу друг с другом, и положение Франции для этого подходит наилучшим образом», – откровенно заявлял Наполеон{1962}. Когда он пришел к власти, население Франции, в то время превосходящее население любой страны Западной Европы, объем ее сельскохозяйственного производства, успехи ее ученых, ее опера, ее мебель, живопись, дизайн, драма и литература вкупе с повсеместным распространением французского языка и размером и великолепием столицы определили ее положение европейского гегемона.

Наполеон, с его верой в прогресс разума и благожелательную диктатуру, стал последним из просвещенных монархов, часто появлявшихся в Европе с конца XVII века. Уважение Наполеона к Фридриху II Великому, самому известному представителю этой породы, подчеркивает принадлежность к просвещенным монархам его самого. Как и многие французы, Наполеон считал, что в Европе современные воззрения на государство можно распространить при помощи Великой армии{1963}. «У вас есть лишь особые законы, – заявил он в 1805 году итальянским делегатам в Лионе. – С этих пор вам необходимы законы общие. У ваших сограждан есть лишь местные нравы; нужно, чтобы они переняли национальные привычки»{1964}. Для многих немецких и итальянских чиновников империя Наполеона, говоря словами английского историка Г. А. Л. Фишера, «разбила грубую кору привычек и заменила ограниченный, ленивый, сонный провинциализм широкими идеалами эффективного объединения»{1965}. К 1810 году он вовсю строил прогрессистскую империю с единообразным, основанным на Наполеоновском кодексе законодательством, с секуляризмом и веротерпимостью, равенством перед законом, с единой валютой и системой мер и весов{1966}. При этом французская модель управления почти никогда не насаждалась на завоеванных территориях силой, а вводилась исподволь и с учетом местных условий. Если имелись основания считать, что Наполеоновский кодекс встретит сопротивление и породит препятствия для рекрутского набора и «контрибуций», его введение откладывалось{1967}. Так, в Баварии и Бадене государственный аппарат был сверху донизу реформирован по примеру наполеоновского, а вот в менее дружелюбно настроенных Мекленбурге и Саксонии почти ничего менять не стали{1968}.

На присоединенных землях политическую поддержку Наполеону оказывали многие силы: городские элиты, не желавшие возвращения к власти местных легитимистов; ценившие эффективность государственные деятели-реформаторы; религиозные меньшинства, например протестанты и евреи, права которых теперь защищал закон; либералы, видевшие пользу в светском образовании и разводах; поляки и другие народы, стремившиеся к национальному самоопределению; деловые круги (по крайней мере, пока не стал очевиден вред от континентальной блокады); поклонники простоты Наполеоновского кодекса; люди, недовольные помехами со стороны цехов и гильдий; сторонники реформ из среднего класса; те из французов, кто жаждал правовой защиты приобретенной собственности, прежде принадлежавшей церкви или княжествам, и (особенно в Германии) избавленные от феодальных повинностей крестьяне{1969}. И хотя Наполеон желал устранить даже намек на феодальные права, привилегии и ограничения, отсталость некоторых частей его империи, например Вестфалии, Польши, Испании, Иллирии (запад Балканского полуострова) и Калабрии, привела к тому, что феодальное устройство сохранялось здесь по сути, хотя и не по имени{1970}. Для успеха системе требовалось в первую очередь время.

Конечно, и до Наполеона некоторые монархи предпринимали попытки модернизации, однако эти меры, как правило, наталкивались на сопротивление церковных иерархов, привилегированных орденов, закоснелых цехов и гильдий, чинивших помехи судей, скаредных парламентов, реакционного дворянства и настороженного крестьянства{1971}. Поскольку возможности государства Наполеона в огромной степени превосходили возможности любого из государств прошлого, он сумел разрубить все гордиевы узлы и «систематически реорганизовать административные, бюрократические и финансовые институты» обширной империи{1972}. Итогом явилась стройная, контролируемая из Парижа иерархическая система управления, в рамках которой, по словам восхищенного современника, «цепь управления тянется, не прерываясь, от министра к подчиненному и доводит закон и волю правительства до самых отдаленных ветвей общественного древа»{1973}. Так осуществились мечты XVIII века о просвещенных деспотах.

В глазах множества людей по всей Европе Наполеон воплощал прогресс, меритократию и рационализм. Когда в 1806–1817 годах граф Максимилиан фон Монжела, фактический премьер-министр Баварии, закрыл монастыри, ввел всеобщее обязательное образование и вакцинацию, экзамены для поступления на государственную службу, ликвидировал внутренние таможни и предоставил гражданские права евреям и протестантам, он следовал Zeitgeist, «духу времени»{1974}. Так почему итальянский, голландский, бельгийский или немецкий адвокат, врач, архитектор или негоциант должны были предпочесть, чтобы ими управлял какой-либо потомственный царек, а не Наполеон, член Института Франции, считавший, что талантам нужно открыть дорогу? Конечно, в ближайшей перспективе у них почти не было иного выбора, кроме поступления на службу французам, но в военном триумфе Наполеона многие видели шанс перенять революционные порядки без гильотины и террора. Не требовалось любить Наполеона или французов для того, чтобы признавать их достижения. Например, в Италии введенная Наполеоном налоговая система действовала целый век после его падения{1975}. При этом сторонником панъевропеизма Наполеон не был. Да, в 1812 году он настаивал, что защищает европейскую цивилизацию от орды русских варваров, и в целом придавал большое значение идее европейского единства, но империя Наполеона всегда была преимущественно французской, а не европейской моделью.

Одной из множества сфер, в которых стремление Наполеона к континентальной блокаде ему повредило, стали отношения с папой римским. Пий VII отказался принимать меры против английской торговли и промышленности. Видимо, поэтому (а также поскольку Пий отказывался расторгнуть брак Жерома и признать Жозефа неаполитанским королем) Наполеон решил, что в Ватикане у него есть враг. В феврале 1808 года он поручил генералу Секстусу-Александру-Франсуа Миоллису, двинувшись по западному побережью Апеннинского полуострова, занять Папскую область, в том числе папский замок Святого Ангела на Тибре.

Вскоре дула французских пушек были нацелены прямо на собор Святого Петра. Понтифик, однако, отказался объявить войну Англии и проигнорировал замечание Наполеона, что это страна еретиков. Когда стало ясно, что папа не уступит в вопросе о запрете ввоза английских товаров и изгнании из Папской области английских купцов, 10 июня 1809 года Наполеон присоединил его владения к Французской империи. Пий немедленно отлучил императора от церкви.

Еще в июле 1807 года Наполеон насмехался над папскими угрозами. Он говорил Талейрану: «Им остается лишь запереть меня в монастыре и выпороть, как Louis le Débonnaire [Людовика I Благочестивого]»{1976}. (Сын Карла [Великого] Людовик сам высек себя за то, что приказал ослепить раскаленными кинжалами короля Италии,