Читать книгу - "Бабий Яр. Реалии - Павел Маркович Полян"

и в голову поначалу не могло прийти, каким раздраем обернется это благородное и — как казалось: о счастье! — финансово обеспеченное намерение[985].

Киевский еврейский социум немедленно раскололся на две партии, жарко сцепившиеся друг с другом — кто на ковре, кто под ковром. Сторонники «Джойнта» лепили из него образ благородного и застенчивого филантропа («Да не оскудеет рука дающего!»), противники — образ отвратительного и бесцеремонного богатенького старца, подсматривающего за Сусанной и втюхивающего киевскому еврейству дискотеку вместо музея («Кто заказывает музыку, тот девушку и танцует!»)[986].

Кто же они, эти сторонники и противники?

Первые — это, конечно же, члены Оргкомитета, а также Вадим Рабинович (Всеукраинский еврейский конгресс), Александр Шлаен (Международный антифашистский комитет), главный раввин Украины Яков Дов Блайх, Александр Фельдман (Еврейский фонд Украины, Ассоциация национально-культурных объединений Украины) и другие. К горячим сторонникам на первом этапе вполне можно было причислить и украинские власти — президента страны, мэра и главного архитектора Киева.

Их основные противники — это Иосиф Зисельс, один из руководителей ВААДУ, Леонид Финберг, директор Центра исследований по истории и культуре восточноевропейского еврейства Киево-Могилянской академии, научный сотрудник Музея истории города Киева, исполнительный директор Еврейской конфедерации Украины и шеф-редактор газеты «Еврейский обозреватель» Виталий Нахманович[987], несколько региональных общин (например, Харьковская во главе с Н. Вольпе), представители разнокалиберных еврейских институций в Украине[988] и др.

Радовался происходящему и «Сохнут», потому что хорошо знал: скандалы и склоки в галуте всегда способствуют росту эмиграционных настроений. Вот как это отразилось в насмешливом отчете израильского журналиста:

Во всей этой истории парадоксальным образом можно увидеть торжество сионизма. Перед нами классическая схема умирания диаспоры — от смертности, которая в 12 раз превышает рождаемость евреев Украины, до психологической тяги к местам не-жизни (я бы направил половину местных активистов на прием к психоаналитику). Украинское еврейство само загоняет себя в гетто прошлых ужасов, идентифицируя свой витринный «ренессанс» с могилами и оврагами расстрелов. Геттоизация произойдет и в глазах украинского населения, ведь евреи добровольно выбирают для своего общинного центра тот участок, где до сих пор в звенящей тишине можно услышать лай овчарок и пулеметные очереди. Неживое не породит жизнь — галут окончательно пожрет сам себя. Если евреи Украины с помощью «Джойнта» и местных властей делают такой выбор, мы, израильтяне, не вправе мешать им[989].

В начале 2002 года «Джойнт» пригласил в Киев архитекторов, заранее им отобранных, для участия в конкурсе. При этом, увы, среди них не оказалось ни одного из участников архитектурных конкурсов 1965-1966 годов, на что обратил сердитое внимание даже апологет Общинного центра И. Левитас. Впрочем, воспользоваться прекрасными старыми проектами как таковыми все равно не получилось бы — то были проекты памятника или мемориала, а о чем-то вроде общинного центра вопрос тогда и близко не стоял: спасибо, что не закрывали синагогу, за что тоже приходилось бороться.

Именно тем, что приоритетом «Джойнта» был именно общинный центр, а не музей, объясняется то полное равнодушие, которое «Джойнт» испытывал к двум уцелевшим аутентичным зданиям возле Бабьего Яра — конторе Еврейского кладбища (улица Ю. Ильенко, бывшая Мельникова, 44) и танковым гаражам (Дорогожицкая, 2).

На встрече с архитекторами Фильваров изложил свою рамочную концепцию центра, опубликованную накануне в виде брошюры. Там он, в частности, писал:

Центр «Наследие» объединит в своей структуре в единое целое историю евреев в Украине и мире, еврейские духовные традиции с требованиями, предъявляемыми современностью по наиболее эффективной организации еврейской общинной жизни. <...> Его местоположение в пространстве Мемориала «Бабий Яр» в Киеве позволит органично включить его деятельность в атмосферу самоосознания исторических судеб еврейского народа и необходимости возрождения его созидательного духа[990].

Тут, по-моему, все достаточно откровенно и очевидно. Конкретный общинный центр и исторический мемориал — это же совершенно разные вещи: первый должен быть вписан в пространство второго — пространство, которого как не было, так и нет, и на создание которого тот же «дядюшка» «Джойнт», по недомыслию или по скромности, не претендовал. Быть может, он строил из себя простачка и с деланой наивностью полагал, что мемориал в Яру — это «мандат» украинского государства, а его, «Джойнта», мандат — это киевский общинный центр (при этом — дайте мне землю непременно у Бабьего Яра, пожалуйста!).

Такая «наивность» в украинской реальности — признак «заказчика музыки», а не профессионализма. Улыбку вызывали и такие детсадовские «дядюшкины» трюки, как сказка о якобы анонимном жертвователе, призванная микшировать протесты, и о конкуренции за выделенный участок (мол, если не с «Джойнтом», то получите сюда, евреи, настоящих тусовщиков!).

Именно первоначальное дистанцирование от сути этого места — сути настолько очевидной, что «Джойнт» и сам был не прочь к ней прислониться — и было, соглашусь тут с противниками проекта, серьезнейшим просчетом «Джойнта». Именно оно породило убийственный с точки зрения дискредитации проекта главный слоган его противников: «Танцы на костях!»[991] Слоган, успешно работавший даже после того, как конкретная ошибка была осознана и насколько возможно смягчена.

В конце 2002 года тот же Фильваров уже оправдывался, поправлялся и не без лукавства заявлял:

Моя точка зрения с самого начала <sic!> заключалась в том, что этот объект — это не общинно-культурный центр, а это мемориально-просветительский общинный центр. Причем слово «общинный» я включал сюда, в это название не с точки зрения организации общинной деятельности, а с точки зрения принадлежности этого объекта общине, а не, скажем, Киевскому горисполкому или Киевскому горсовету[992].

7 мая 2002 года «Джойнт» пригласил представителей киевской интеллигенции в Дом художников на общественное обсуждение эскизных проектов Еврейского общинно-культурного центра «Наследие». Открыл его Фильваров, представивший задачи и структуру будущего Центра, после чего каждый архитектор представил свой проект.

Затем началось обсуждение, тон которому задало выступление Татьяны Чайки, поэта и философа:

Я скажу как человек, у которого пятнадцать членов семьи лежат на этом месте. Для меня, как и для многих сидящих здесь, Бабий Яр навсегда останется, прежде всего, местом их гибели. И перешагнуть через это очень трудно. Я не знаю, кому принадлежит идея выбора места строительства этого общинного центра. Я понимаю, что это подарок, я очень благодарна за него. Но родители научили меня, что не все подарки нужно принимать с легкостью. Подарок на этом месте лично для меня — горький подарок. Принять его пока очень сложно[993].

Эта мысль была очень созвучна пафосу статьи Ильи Цирмана «Цена подарка», вышедшей в «Еврейском обозревателе»[994] в апреле 2002 года:

При мысли о