Читать книгу - "Закат и упадок средневековой Сицилии: политика, религия и экономика в царствование Федериго III, 1296–1337 гг. - Клиффорд Бэкман"

а следовательно, и всему королевству, была высока только тогда, когда правительству было чем поделиться с подданными: королевские милости, административные должности, налоговые льготы, пенсии и торговые привилегии охотно выпрашивались прикрываемые пышными декларациями о верности и привязанности к стремлению короля обеспечить справедливость во всем королевстве[36]. Нет ничего удивительного в том, что в карьере политиков присутствует элемент корысти, но мало кто из сицилийцев так откровенно говорил о границах своей лояльности, как Леонардо д'Инчиза, который, будучи назначенным "казначеем Сицилийского королевства" в конце 1311 года, объявил в письме: "Я уповаю на Господа… что [король и его двор] обогатят [меня] все более щедрыми дарами и милостями" в обмен на его верную службу[37]. Федериго не раз выражал свое недоумение подобным отношением к службе. Однажды он узнал, что всего через месяц после назначения в городскую роту ночного дозора, жители Палермо отказались служить, ссылаясь на древний обычай, освобождающий их от службы, и таким образом оставили улицы без охраны, "из-за чего совершается огромное количество преступлений". Их забастовка, очевидно, была протестом против назначения королем местным юстициарием каталонского дворянина Понса Каслара, которому они нагло предложили нанять для патрулирования улиц членов его собственной семьи. Независимо от того, была ли их жалоба обоснованной или нет, писал Федериго, он был поражен тем, что местные чиновники так бездумно пренебрегают общественной безопасностью[38].

Учитывая столь прочно укоренившиеся географические и человеческие препятствия на пути к социальной сплоченности, неудачи этого долгого царствования вряд ли можно назвать удивительными. Более талантливый король и менее жадный набор государственных чиновников (на всех уровнях) могли бы смягчить или даже решить многие проблемы, стоявшие перед королевством. Наглый, вспыльчивый и откровенно вздорный характер Федериго принес всем много вреда. Его постоянство в преследовании того, что он считал лучшим путем для Сицилии было не столько идеализмом (вопреки утверждениям его биографов), сколько простым легковерием[39]. Будучи молодым человеком, воодушевленным романтизированными рыцарскими подвигами своего отца и своими собственными, несомненно, впечатляющими военными успехами, он демонстрировал самоуверенность популярного правителя, который, очевидно, может преуспеть во всем, за что бы он ни возьмется, а после его обращения, около 1304 года, к программе духовных реформ Арнольда де Вилановы эта самоуверенность приобрела евангелический оттенок, который никогда не тускнел. Какие бы положительные качества ему ни приписывали, глубокомысленность к ним не отнесешь. За сорок один год пребывания на троне он ни разу не изменил своего мнения ни по одному важному вопросу и не допустил ни одного сомнения. Такое постоянство в достижении поставленной цели, хотя, возможно, и достойно восхищения в абстрактном смысле, представляло собой глубокое политическое заблуждение, личный недостаток, который он так и не смог преодолеть, и который остров, который он любил, едва пережил.

Если учесть последствия войны продолжающейся между Сицилией и Неаполем более ста лет, заслуга каталонцев и сицилийцев заключается в том, что распад королевства не оказался более губительным, чем он был. У анжуйцев были веские причины желать вернуть контроль над островом, поскольку помимо традиционных стратегических выгод от обладания Сицилией, война на юге представляла собой попытку остановить растущее могущество каталонцев в Средиземноморье. "От каталонцев никогда не исходит ничего хорошего", — считал Папа Бонифаций VIII, поскольку они могли подорвать не только власть гвельфов в Италии, но и господство Церкви в христианском мире в целом, поскольку их родина была очагом самых тревожных религиозных гетеродоксальных воззрений эпохи. Неаполь и Рим, а затем Неаполь и Авиньон могли многое получить, отвоевав Сицилию у ее новых владельцев, и поэтому каждый из них последовательно вкладывал свои ресурсы и силы для выполнения этой задачи. Для сицилийцев это означало либо капитуляцию перед ненавистным французским режимом и ожесточенное засилье церковной власти, либо, хоть и неохотную но поддержку каталонцев, которые, по крайней мере, казались менее откровенно хищными, чем все их предшественники-завоеватели.

Крах экономики, паралич правительства, ксенофобия, этническая рознь среди населения, рост зарождающейся мафии, подрыв республиканизма, кризис церковной администрации и народной духовности, все это в той или иной степени наследие царствования Федериго, привело к тяжелейшему упадку Сицилии. Ведь в конце концов, сказочный блеск нормандского периода был в значительной степени привнесен на Сицилию из-за границы, а не достигнут на родине. Значительное богатство и религиозная или этническая терпимость были характерны для королевского и аристократических дворов (и то лишь на короткое время), но не для широких народных масс. Царствование Фридриха II Гогенштауфена было скорее автократичным и своекорыстным, чем эффективным. И по сравнению с проблемами, с которыми столкнулись другие средиземноморские страны в XIV и начале XV веков, проблемы Сицилии, при всей их масштабности, были лишь частью общей картины упадка. Хотя мы признаем, что период с XII по XIV век является одним из самых критических периодов в долгой истории Сицилии, когда происходил болезненный переход одного из самых богатых и могущественных государств Европы к обнищавшему и раздираемому на части захолустью (очевидно, что царствование Федериго III совпадает с некоторыми из самых критических десятилетий этого перехода), мы обязаны не преувеличивать степень упадка и не романтизировать попытки некоторых деятелей избежать или облегчить всеобщую катастрофу.

Глава 2.

Внешняя и внутренняя война

I. Оценка ущерба

Насколько сильное влияние оказала международная обстановка в целом и война с Неаполем в частности на сицилийские события? Можно ли объяснить упадок, столь болезненно проявившийся в эти годы, как результат вынужденной войны Сицилии с анжуйцами, ее дипломатической и культурной изоляции или контроля над ее международной торговлей со стороны иностранных монополий? Безусловно, эти объяснения нашли наибольшее число сторонников как на Сицилии, так и за ее пределами. Предположения, лежащие в основе этой линии рассуждений, также имеют много общего с нынешними дебатами о применимости "дуалистической" экономической модели. Наиболее влиятельной фигурой здесь является Бенедетто Кроче, который в своем классическом труде История Неаполитанского королевства (History of the Kingdom of Naples) утверждал, что радикальное отделение Сицилии от ее традиционного партнера на полуострове в 1282 году и последовавшие за этим напряженные отношения были не чем иным, как катастрофой, предвещавшей гибель обеих стран. Этот разрыв, официально оформленный в Кальтабеллотте в 1302 году, по словам Кроче, "ознаменовал начало больших неприятностей и упадка величия". Торговые и культурные контакты, жизненно важные для обеих земель, были окончательно прерваны, а на их месте укоренилась прочная вражда. Последующий военный конфликт (Девяностолетняя война, как назвал ее Санти Корренти), привел к растрате силы и ресурсов и заставил сицилийцев и неаполитанцев, а также их различных союзников и противников отказаться от попыток расширить латинское влияние в Леванте в то время, когда Акко (Акра) был близок к захвату мусульманами и когда существовали самые многообещающие возможности для укрепления западноевропейского присутствия в Ахайе, Константинополе и некоторых районах Малой Азии. Таким