Читать книгу - "Господин Тарановский - Дмитрий Шимохин"

Я пойду сам. Прямо сейчас. И к закату я найду тебе дорогу. Путь, о котором не знают даже духи.

Он уже развернулся, чтобы уйти, но я остановил его.

— Хорошо, Очир. Но когда я поведу отряд, твои люди…

— Мои люди пойдут с тобой, дахаи, — закончил он за меня с суровой усмешкой. — Где вождь — там и его воины.

Развернувшись он просто ушел, оставив меня уверенностью, что этой ночью мы пройдем.

В ожидании возвращения разведки я собрал в подвале командиров штурмового отряда — урядника Елисея, Лян Фу, Софрона.

На полу, из обломков кирпича и песка, я соорудил грубый макет местности.

— Слушать всем внимательно, — говорил я, водя по макету прутом. — Повторять не буду. Очир и его нанайцы идут первыми. Они — наши глаза и уши. Они снимают внешние посты. Лян Фу, — я посмотрел на китайского командира, — твои арбалетчики идут за ними. Ваша задача — батареи. Полная, абсолютная тишина. Ни один часовой не должен крикнуть.

Я перевел взгляд на Елисея.

— Урядник, твои ребята — вторая волна. Группа зачистки. Ножи и револьверы. Вы прикрываете китайцев — если им не удастся бесшумно уничтожить врага, придется пустить в дело огнестрел. Но никакой стрельбы без нужды! Только в крайнем случае! И помните: наша цель — подорвать большие пушки!

Приближалась полночь, когда в штаб беззвучно вошел Очир. Он выглядел уставшим, но плоское, скуластое лицо оставалось бесстрастным. Он молча подошел к столу, взял кусок угля и на чистом листе бумаги быстрыми, уверенными штрихами набросал схему.

— Вот, дахаи, — он ткнул пальцем в одну точку. — Здесь был пост. Десять человек. Они теперь спят, и уже не проснутся. Здесь, — палец сместился, — «живые камни». Осыпь. Проходить надо по верху. И вот отсюда, — он прочертил финальную линию, — выход прямо в тыл к большим пушкам. Я проведу.

Внимательно посмотрев на его рисунок, затем на командиров, я кивнул. Все было готово.

— Выступаем! Вперед!

В час Быка, когда ночь густа, как деготь, сотня призраков выступила из города сквозь пролом в стене. Сажа, смешанная с жиром, превратила наши лица в неразличимые черные маски. Она въелась в кожу, пахла гарью и решимостью.

В последний раз перед делом я прошел вдоль молчаливого строя. Пятьдесят бойцов Лян Фу, проверяли свои арбалеты «Джугэ Ну». За спиной у каждого туго набитый колчан — результат отчаянного труда всего города. Пятьдесят стрел на душу. Рядом стояла моя русская группа — тридцать отборных чертей из каторжных и казаков. Кто-то молился, другие возилась с пеньковыми веревками, проверяли револьверы и прилаживали снаряжение так, чтобы ничего не брякало. Ну и ребята Очира, конечно же.

Мы ушли через пролом в стене. Тьма тут же проглотила нас, безлунная и абсолютная. И сразу — вверх.

Скала встретила холодом, проникавшим сквозь перчатки до самых костей. Я шел первым, пробуя каждый уступ, каждый выступ, прежде чем перенести вес. Ледяной ветер свистел в ушах, пытаясь оторвать от горы, сбросить в черную, бездонную пустоту. За мной, единой цепью, дыша в затылок, шли остальные. Шаг. Вдох. Скрежет подкованного сапога по камню. Тишина, только ветер свистит в горах. На самых отвесных стенах вниз летели веревки. Ладони горели, в легких не хватало воздуха.

Наконец, гребень. Измученные, мы вывалились на узкое плато, жадно хватая ртом разряженный, режущий воздух.

И замерли.

Внизу долина кишела огнями. Огромный раскаленный уголь, оставленный богами на черном бархате земли. Тысячи костров, сотни фонарей. Вражеский лагерь дышал, жил, не подозревая, что смерть уже смотрит на него сверху.

Ветер здесь, наверху, пел свою песню. Он завывал в камнях, шелестел в редких пучках сухой горной травы, и в этом сухом, вечном шелесте тонули и наши шаги, и наше рваное дыхание. Где-то внизу, в пропасти, пронзительно и тоскливо вскрикнула ночная птица. И снова — только ветер.

Теперь — вниз. Спуск был не легче. Тенью скользя между гигантскими, похожими на спящих чудовищ валунами, мы приближались к врагу.

И вот, в одной из лощин, мы увидели его. Слабый, оранжевый отсвет, дрожащий на камнях. Костер.

Цель была близка.

Я лежал на холодном граните уступа, и долина была подо мной, как на ладони. Там, внизу, у рыжего языка догорающего костра, жили своей последней минутой десять человек. Их беззаботный смех долетал до нас, приглушенный расстоянием. Пахло дымом и вареным рисом. Кто-то из них затянул заунывную, тягучую песню.

Жестами я расставил своих бойцов. Лян Фу, чье лицо в темноте казалось вырезанным из черного дерева, понял меня без слов. Его арбалетчики, змеями скользя по скалам, взяли часовых в полукольцо. За ними, припав к земле и обнажив сталь, замерла моя русская группа.

Я поднял руку. Песня внизу оборвалась на высокой, тоскливой ноте. В наступившей тишине моя рука, замершая на мгновение, рухнула вниз.

Воздух пронзил короткий, злой свист, и тут же оборвался глухими, мокрыми шлепками.

Голова певца откинулась назад под неестественным углом, из горла торчал черный дротик. Человек с чашкой в руках рухнул лицом прямо в огонь, взметнув сноп шипящих искр и омерзительный запах горящей ткани. Третий вскочил, хватаясь за грудь, из которой ежом торчали стрелы, и его предсмертный хрип потонул в бульканье собственной крови.

Еще до того, как упало последнее тело, бойцы летели вниз, беззвучно и стремительно. Не бой, а работа. Короткий взмах ножа, глухой удар. Через полминуты в лощине снова воцарилась тишина.

Мы двинулись дальше и вышли на ровное плато, и из темноты выступили они.

Огромные, черные, лоснящиеся от смазки туши на массивных лафетах, похожие на доисторических чудовищ. Тишина здесь была иной.

Снова тот же сухой шелест, но теперь — точечный. Беззвучные залпы парами и тройками. Темные фигуры одна за другой валились на землю, будто споткнувшись в темноте.

Последний упал.

Мы вышли из тени. Я подошел к ближайшему орудию, ощущая холод, исходящий от многотонной массы металла. Провел рукой по идеальной глади ствола. Пальцы нащупали гравировку на казенной части. Я смахнул с нее пыль и копоть. В тусклом свете проступили слова:

«Sir W. G. Armstrong Company», — гласила верхняя строка и ниже: «Newcastle upon Tyne. 1864».

Какая прелесть. Всего год назад, когда я еще обивал пороги Азиатского департамента имперского МИДа, пытаясь убедить высшие сферы Петербурга в необходимости этой операции, — в тот самый момент, за тысячи верст отсюда, в чертовом Ньюкасле кто-то уже отливал эту неподъемную чушку.

— Софрон! — шепнул