Читать книгу - "Ош. Жатва. Том 1 - Артём Александрович Мичурин"

— Он самый! Умный мужик, судя по рассказам, но фамилия — язык сломаешь. Брокк говорил, этот Мордекай не только кадавра сшил из лоскутов, но и душу для него точно так же смастерил. И это хрен пойми что меня прокляло, перед тем как издохнуть. Вот такая грустная история. Сможете помочь?

Арабель подняла свой бокал и осушила его одним залпом:

— Охотно. Раздевайтесь.

Вот же срань. Ну надо так надо. Лишь бы только хер током не изжарила.

— Может, для начала ванну организуем? — встал я и скинул плащ. — Мы долго были в пути.

В ответ на это баронесса подошла и молча начала помогать мне с пуговицами куртки.

— Нет? Ладно, некоторым дамам такое даже нравится. А ведь это главное — чтобы вам нравилось. Знаете, была у меня одна, прям голову теряла от звериной вони. Однажды на ярмарку с ней пошли, а там медведь в клетке, громадный, смердит так, что аж глаза слезятся. И в мамзель ту будто бес вселился. Думал, прямо на месте меня оседлает, еле до проулка дотащил, а там уж...

— Встаньте туда, — распорядилась баронесса, освободив мой античный торс от куртки и рубахи. — Положите руки на стену и замрите. Будет немного больно.

— Хм, ну ладно. Только без царапин. Договорились? Ненавижу, когда зудит...

Не успел я договорить, как вдруг спину обожгло, и тело скрутило судорогой. Нежность никогда не была у меня в приоритете при амурных делах, но всё должно быть в меру. Трудно, знаете ли, привести агрегат в рабочее положение, когда от предварительных «ласк» инвалидность наклёвывается.

— Эй! — я резко развернулся и схватил баронессу за горло.

— Т-щ-щ, — сложила она сочные губки бантиком. — Не шевелитесь.

И только тогда я заметил лазурное свечение исходящие от её руки, приложенной теперь к моему солнечному сплетению. Жжение слабело, но одновременно проникало всё глубже, словно горячая гильза в снежный наст. Оно растекалось внутри, меж лёгкими, сердцем и диафрагмой, брало за душу. Буквально? На какие-то мгновения меня охватило чувство эйфории. Я будто парил, не чуя под собой пола, да и своего тела тоже. Пугающе прекрасное лицо передо мной распахнуло рот, но он не проронил ни звука, хотя моя рука всё так же крепко сжимала шею этого ни то ангельского, ни то демонического создания, окутанного аурой притягательного ужаса. И тут ощущение собственного тела вернулось ко мне. Да как вернулось! Массаж простаты и рядом не стоял по эффективности.

— Отыскала всё, что нужно? — едва не рыча, поинтересовался я.

— О да, — прошептало создание.

Я не был пьян, но события прошедшей ночи помню очень смутно. Рассвет застал меня на кушетке в виде далёком от приличного. Кабинет баронессы был почти уничтожен. Такого бардака не припомню даже в «Загнанной лошади» после дня рождения Бульдозериста. Я кое-как собрал свой раскиданный повсюду гардероб и начал спешно одеваться. Спина... Твою мать, я же просил! Чёртова ведьма, шлюха Сатаны. Рука сама потянулась к мечу, но я сумел её остановить, и очень вовремя, потому что чёртова ведьма вплыла в комнату и, как ни в чём ни бывало, уселась в кресло, обмахиваясь веером.

— Душновато сегодня. Неправда ли? Будьте так любезны открыть окно.

Угу. А дальше что? Подушки по местам разложить, носки не разбрасывать?

— Конечно, — покорно подошёл я к окну и распахнул портьеры.

Каково же было моё удивление, когда вместо одичавших зарослей перед глазами предстал роскошный ухоженный парк! Ровные газоны, стриженные кусты, белоснежные статуи, кристально чистые фонтаны.

— Как это...?

— О, — небрежно махнула рукой баронесса, — ночью многое видится иначе.

— Но только не вы, — заметил я лиловую отметину на её шее, и Арабель, будто нарочно, склонила голову, демонстрируя последствия бурной ночи. — Прекрасны в любое время суток, — подошёл я и, галантно склонившись, припал губами к её руке. Вот это манеры!

— Помнится, вы хотели принять ванну. Она в конце коридора. Там вы найдёте и чистое бельё. Возвращайтесь, как будете готовы.

— Премного благодарен.

Вернувшись после утреннего туалета, я обнаружил баронессу всё также сидящей в кресле с книгой в руках, но от беспорядка вокруг не осталось и следа. Всё было целёхонько и расставлено по своим местам. А ведь я провёл в ванной не больше двадцати минут.

— Как вы это делаете?

— Что? — оторвалась она от чтения, будто бы не понимая, о чём речь.

— Какая-то иллюзия, морок?

— Мы собирались кое-что обсудить, — отложила она книгу, явно желая сменить тему разговора. — Не будем терять время.

— Ладно, — сел я напротив, непроизвольно поглаживая накрахмаленную кружевную сорочку. — Желаете узнать побольше о моём демоне? Или минувшая ночь рассказала всё лучше слов?

Баронесса улыбнулась, но как-то странно, почти снисходительно:

— Он не демон. Хотя, признаю, создание безусловно занимательное. Вы никогда не призывали демонов или иных потусторонних сущностей, не знаете, как это делать и даже не пытались научиться. Вы лгали мне. Лгали об одних своих способностях и утаили другие.

Всё это Арабель говорила, не теряя снисходительной улыбки, и я ощутил себя голым посреди суда, где прокурор указывает на мой неприкрытый срам и объясняет присяжным, что вот этим недоразумением я никак не мог изнасиловать потерпевшую, но смертельно её оскорбил.

— Угу... Полагаю, оправдываться глупо. Какие подробности вам ещё обо мне известны, помимо того, что я лжец и выдающийся дамский угодник?

— Все, — пожала баронесса голенькими плечиками, так мило и беззащитно.

— Верится с трудом.

— Впервые вы познали женщину в возрасте одиннадцати лет. Она была гораздо старше, а вы — растеряны и напуганы. То соитие окончилось, едва успев начаться. Вам было так неловко. Вернувшись домой, вы плакали, боясь, что женщина всем расскажет о вашем позоре. Вы даже планировали убить её, но стыд не позволял вам показаться ей на глаза. Скоро это прошло — и стыд, и неопытность. Но память о том случае до сих пор свежа.

Ёб твою мать...

— В свою защиту должен сказать, что она была чертовски хороша. Я и сейчас с ней долго бы не продержался.

— А ещё вы питаете нездоровую страсть к насилию, — продолжила Арабель извлекать на свет Божий моё грязное бельё. — Чужие страдания и боль дарят вам успокоение, пусть и ненадолго. Однажды вы отрезали человеку губы только за то, что