Читать книгу - "Ош. Жатва. Том 1 - Артём Александрович Мичурин"

он кривил их, оценивая ваш внешний вид. А потом заставили съесть. Собственные губы. Вы смеялись, глядя, как бедняга давится. Это происходило на глазах его семьи — жены, матери и пятерых детей.

— Я был молод и горяч, а он был настоящим мудаком. К тому же жена его не любила.

— А дети...

— Их тёща на кой-то хер притащила, я вообще не собирался...

— Другие. Те, что сгорели заживо, запертые вами на скотном дворе. Я хорошо вижу их маленькие раздувающиеся от жара кричащие лица.

— Это не мои воспоминания.

— Правда? — нахмурилась Арабель. — Но они так органично вписаны, ваш разум их совершенно не отторгает. И это хорошо.

— Отчего же?

— Мне как раз нужен человек, наделённый вашими талантами и... широтой взглядов.

— Опять услуга за услугу? Я не стану намеренно сжигать детей. Не то чтобы мне было их сильно жаль, но у меня есть свои принципы. Я стараюсь не убивать без надобности животных, баб и малолеток.

— Вам и не придётся. Устраивайтесь поудобнее, я всё подробно объясню.

Глава 27

В моём сумрачном прошлом есть факты, которыми я не горжусь, как бы невероятно это ни звучало. Да, я неидеален. И даже те немногие принципы, с которыми мне не удалось распрощаться, бывали нарушены. От моих рук гибли и дети, и женщины, и даже невинные твари Божьи, помилуй Господь душу грешную. Я часто бывал неаккуратен, и это влекло за собой лишние жертвы. Чертовски трудно положить с пулемёта конный отряд и не задеть лошадей. Ещё сложнее подорвать блядушник и не похоронить вместе с целью кучу шлюх. Укокошить шайку педофилов, не трогая детей... Мог бы. Положа руку на сердце — мог, да. Но, внедряясь в их гнусное сообщество, я так обдолбался, что не сумел обуздать раж и остановился только когда здание полностью обезлюдело. Как уже сказал — не горжусь. Но и врать, что по ночам кошмарами мучаюсь, не стану. Дело житейское, все ошибаются, не упав, не поднимешься, ну и вот это всё. Люди давно придумали оправдания для всего на свете, знай себе — выбирай приглянувшееся. В общем, к чему я это... А к тому, что мы мило поболтали с Арабель, и она предельно доходчиво разъяснила, что для починки моей покоцанной души нужна новая и максимально невинная, нулёвая, только из коробки, блестящая консервационной смазкой. Волдо баронесса отмела тут же и без объяснений. Да я и не планировал использовать рыжего в качестве ремкомплекта. Ведь всем известно, что у рыжих с душой проблемки похлеще моих. Короче, на том и порешили. Я откланялся, ещё раз облобызав вельможные ручки, и спустился вниз по залитым утренним светом мраморным ступеням прямиком в роскошный холл.

— Давно собрались? — удивило меня расположение верных соратников на тех же местах, где я их оставил.

— В смысле? — подозрительно прищурился Волдо.

— Вас что, не разместили на ночлег? Вы тут всю ночь маялись?

— Да о чём вы?

Оба уставились на меня как на душевнобольного. Что, в общем-то, недалеко от истины, если рассматривать этот термин буквально.

— Как долго меня не было? — закрались в голову ядовитые подозрения.

— Около получаса. А что?

— Дьявол...

Льющийся из окон свет моментально померк, блистательное убранство холла пришло в тотальный упадок. Я стоял посреди ровно того самого заброшенного особняка, в который вошёл ночью. Полчаса назад.

— Вы в порядке?

— Нет. Определённо нет. Нужно идти, сейчас.

Будто услышав меня, двери распахнулись. Упрашивать Волдо с Красавчиком не пришлось. Покидая особняк последним, я на миг оглянулся и заметил фигуру, стоящую на лестнице. Не знаю почему конкретно, я видел лишь нечёткий силуэт, но готов поклясться, что она не была человеческой.

— Может уже расскажите, что случилось? — вернулся Волдо к прерванному разговору, едва мы отъехали от поместья на расстояние, с которого перестал ощущаться его зловещий ореол. — Чем закончился ваш разговор с баронессой?

— Мы решили, что нам нужен ребёнок.

— Что ж... Весьма неожиданно, учитывая ваше краткое знакомство.

— За полчаса и жизнь прожить можно при определённых обстоятельствах.

— Похоже, вы смогли впечатлить даму. У неё наверняка есть нужные связи чтобы снять с нас обвинения. Ну, не от разыскиваемого же колдуна-убийцы она будет рожать, — Волдо глупо усмехнулся своей ещё более глупой инсинуации.

— Рожать?

— Да. Вы же сами сказали, что решили завести ребёнка.

— Ты умом тронулся? Он нужен для устранения проблемы с моей душой.

— Что?

— Не что, а кто. Мы, всё-таки, говорим про одушевлённый предмет, прояви уважение.

— Вы... Вы хотите похитить и убить ребёнка?!

— Хватит орать, и так башка раскалывается. Не собираюсь я его убивать. Возьму и отдам Арабель. Она женщина, она лучше знает, как с детьми обращаться.

— Пожалуйста, скажите, что это шутка. Вы смеётесь надо мной, да?

— Я сейчас не в том настроении.

— Пресвятая Амиранта, только не это. Как низко вы готовы пасть и утянуть меня следом? Детоубийство! А что дальше? Будете... Не знаю... Да у меня даже идей хуже нет!

— Чего ты разошёлся? Это всего лишь ребёнок, обычный, человеческий. Их как грязи кругом. Думаю, если украсть одного в какой-нибудь деревне, родители только порадуются — голодным ртом меньше. Эти мелкие говнюки постоянно дохнут — то хворь какую подцепят, то в пруду утонут, то волки сожрут. Хватит делать трагедию на пустом месте.

— Вы сами-то себя слышите?!

— Не глухой.

— Мы говорим о детях! О де-тях! — проартикулировал Волдо для пущей убедительности.

— Ну ладно, моралист сраный, давай, расскажи мне, чем же таким дети лучше остальных. Вот если без этих тупых шаблонов про цветы жизни и прочее. Режь правду-матку, устыди меня, раскатай аргументами. Ну?

Волдо собрался духом и, как картёжник за игральным столом выложил своего козыря:

— Они невинны!

— Ты либо дурак, либо лицемер. Очень надеюсь на последнее. Дети — чудовища. Это чистое незамутнённое зло, первобытное, не обузданное моралью и законами. Я сам был таким.

— Вы и сейчас такой.

— Не перебивай! Хер знает, может, ты мало общался со сверстниками в детстве. Может, твоим единственным примером ребёнка был малохольный Грег, царствие ему небесное. Но ты нихуя не разбираешься в настоящих детях! Эти уёбки зарежут тебя лишь из любопытства, и их не будет мучать совесть. У них нет