Читать книгу - "журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №1 1995 г. - Владислав Крапивин"

— Как все.

Врач подловато потер руки.

Все у него пока получалось. Он торжествовал. Он смотрел на водилу победителем. Тощий и длинный, он ни у Соловья, ни у его корешей не вызывал никаких подозрений.

— А ну, — заорал Врач. — За проезд рассчитываться!

— Ладно, не ори, — передумал Соловей. — Мы сами за проезд соберем. Ты водилу толкни. Что-то заснул водило.

— Да завсегда!

Врач вывалился из машины так бодро и весело, что Костя-Пуза, он же Соловей, одобрительно хмыкнул:

— Звать тебя как?

Дверцу, не захлопнутую плотно, Костя-Пуза просто не видел.

— Говнида! — весело.выпалил Врач.

— Чего? — изумился Костя-Пуза, останавливаясь перед тощим, но счастливым Врачом. — Как ты сказал?

— А так и сказал — Говнида! — торжествующе блеснул очками Врач.

— А баба как зовет?

— А так и звала, пока терпела.

— Ну ты даешь! — Костя-Пуза восхищенно покрутил головой. — Точно, чокнутый!

И крикнул:

— Митя! Собери с говнид деньги.

Один из его напарников, молчаливый, коренастый, правда, как бы чуть скособоченный, все время плечо выпячивал, неторопливо, с несколько показным равнодушием шагнул к машине. Выбрал он Шурика:

— Опусти стекло.

Шурик опустил стекло.

Ручку он крутил левой, всем телом повернувшись к дверце! пальцы правой руки лежали на слегка отжатом замке.

— Собери деньги. Подай. Одной рукой подай, сволоченок.

Солнце. Душно. В рощицах, наверное, хорошо, а на обочине душно. Жаба курлычет. На реке хорошо, конечно. А на дороге одна радость — ни машины, ни конной повозки, пыль улеглась. Далеко отъехали... Над Т. даже дымков не видно...

Надо было учиться дураку, подумал Шурик. Закончил бы техникум, водил тяжелые поезда, Лерка при мне была бы.

Он видел, как дернулась щека у Роальда и напрягся.

Душно. Как может Врач болтать беспрерывно? Хорошо у него получилось... Если бы не он, Соловей уже узнал бы Роальда...

Спокойно, сказал себе Шурик, медленно протягивая деньги настороженному мордастому Мите. Хреновиной это кончится. Вот заберут купюры и уедут...

Шурика душила ненависть.

Что там Роальд говорил? Простить всех? Мордастого Митю простить, и Костю-Пузу? И их вонючих приятелей? А они опять пойдут убивать? А потом опять их простить, и так бесконечно? А потом опять прощать и прощать, чтобы на душе легче было? А они всадят пулю в меня или пристрелят Леню Врача. Они пустят в ход обрез, а понадобится, так и что покрупнее. Простить всю эту баньку по-черному?

— Ты мент! — радостно завопил Костя-Пуза.

Он узнал Роальда.

— Ты же мент! Тебя поиметь надо!

Митя уже держал купюры в широкой ладони.

Со всей силой, какую только смог вложить в удар, Шурик двинул дверцей по колену Мити. Он не потерял ни секунды, вываливаясь из машины и сбивая Митю в дорожную пыль. Всей пятерней он въехал в равнодушные, успевшие лишь расшириться от боли, глаза Мити. Роальд успеет! Роальд должен успеть! Роальд сделает Пузу!

Черная ярость, которой Шурик боялся, застлала черной пеленой мир. Негативы рож, лиц, машин, неба. Почему, черт возьми, Вселенная должна походить на баньку по-черному? Почему вместо звезд в ночи должны поблескивать паучьи глаза? Почему только сажа, плесень, запах дров отсыревших?..

Заламывая руки всхрапывающему от отчаяния Мите, Шурик отчетливо, до мороза по коже, вспомнил вдруг сон, одно время мучивший его. Не вспомнил даже, просто мелькнуло в памяти — был такой сон, снилось что-то такое. Он, Шурик, просыпался в крике, в поту, Лерка сжимала ему виски, заглядывала в глаза. Он хрипел, он отбивался: пусти!

— Проснись! Что с тобой? — кричала Лерка. А он хрипел и отбивался: пусти!

Ему снилось, что он ослеп. Это было страшно. Он совсем ничего не видел, он только шарил руками, нащупывая одеяло, сбивая простыни. Он ничего, совсем ничего не видел. Мир красок, теней и отсветов, мир, радующий глаза, исчез. Тьма, глухая могильная тьма. Без искорки. Без просвета. Где-то в подсознании, правда, билась, томила, рвалась сквозь тьму трезвая мысль: да нет, сон это, надо проснуться, проснись, все как рукой снимет! И повинуясь этой неясной мысли, этому голосу, почти исчезающему, умирающему в нем, Шурик в тупом отчаянии пытался проснуться, раскрыть глаза, продраться из тьмы к свету.

И продрался, проснулся, вырвался из страшного сна.

Радость опалила его.

На подоконнике, ярко освещенном солнцем, щурился чужой, незнакомый, но по виду веселый кот. В приступе кипящей, чуть ли не животной радости Шурик завопил:

— Я ослеп?

И кот, хищно зевнув, ответил:

— Ага. Полностью.

Значит, я еще сплю? Значит, я, правда, ослеп? Шурик рвался из сна, пробивался, задыхаясь, сквозь его темные многомерные слои, хрипя, рвался из рук Лерки, обнимавшей его, вопил в смертном ужасе: „Ослеп!“ И Лерка тоже вопила, обнимая, прижимая его к себе: „Это потому, что ты работаешь на помойке! Тебя убьют на помойке! Проснись!..“

Но кто ее создал, эту помойку? Кто, не заботясь о будущем, сливает помои прямо под окна?..

Сжав кулаки, Шурик ногой бил брошенного в пыль Митю, а Леня Врач, танцуя над Митей, торжествующе вопил:

— Поддай ему, Шурик! Раскрепостись! Они тоже хотели многого!

И сам рвался:

— Дай мне! Дай я на него набегу!

Почему-то именно толстомордый Митя вызывал у Врача столь низменные желания.

— Прекратить! — грубо приказал Роальд, защелкивая наручники на запястьях ошеломленного поверженного Кости-Пузы. — Не вовремя ты меня узнал, придурок!

И повернулся к застывшему в испуге водиле:

— Грузи домкрат. Едем.

— Куда?

— В Город, конечно.

— А эти?.. — глаза водилы жадно сверкнули. — А их машина?.. Бросим, что ли?..

— Не бросим, — грубо объяснил Роальд. — Тебя посадим за руль. Возьмешь для компании Митю и его корешка. Я их к заднему сидению пристегну.

— Не отстегнутся?

— Нет.

— А вы?

— А мы на твоей машине.

— Почему на моей?

— Чтобы ты не баловался.

— Да я...

— Хватит! Держись за нами. Не отставай, не обгоняй, никуда не сворачивай. Даже если ГАИ привяжется, следуй за нами.

— А права отберут?

— Отделаешься штрафом.

— Да ладно... — губы водилы дрогнули. Он молча смотрел, как Роальд приковывает наручниками толстомордого Митю и его все еще, кажется, ничего не понявшего приятеля. Потом спросил: — Они до меня не дотянутся?

— Зубами разве что, — хмыкнул Роальд.

— Я так не хочу.

В облаке пыли вдруг подлетел красный „москвич".

Крепкий парень в